01.02.2014 в 20:45
Пишет WTF de La Fere 2014:де Ла Фер: текст, 2 лвл, миди
Список работ:
"Между дном морским и морской водой" миди
"Накануне" мини
"Ночью" драббл
Название: Между дном морским и морской водой
Автор: WTF de La Fere 2014
Бета: WTF de La Fere 2014
Размер: миди, ~10900 слов
Пейринг/Персонажи: Атос/миледи, упоминаются также священник/миледи, Бэкингем/миледи, д'Артаньян/миледи и ОМП/миледи
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: АУ
Краткое содержание: исход супружеской сцены в гостинице "Красная голубятня" оказывается не таким, как мы привыкли...
Скачать: в fb2; в rtf
Для голосования: #. WTF de La Fere 2014 - работа "Между дном морским и морской водой"
I. Атос и Лисистрата
Рано утром, вернувшись из ночного дозора, д’Артаньян застал Портоса и Арамиса крайне встревоженными.
- Мы потеряли Атоса, - сказал ему Арамис вместо приветствия.
Д’Артяньян вздрогнул. На мгновение ему показалось, что все его дурные предчувствия оправдались самым ужасным образом.
- Но как это могло случиться? – спросил он растеряно. – Этой ночью все было спокойно, я не слышал стрельбы со стороны Ла-Рошели.
Арамис, казалось, сам был встревожен тем, какое значение д’Артаньян придал его словам.
- Друг мой, когда я говорю «потеряли», я не имею в виду, что мы лишились Атоса навсегда, это было бы слишком ужасно. Я хочу сказать, что мы временно не знаем, где именно он находится. Вчера вечером мы втроем встретили кардинала. Нет-нет, Атос не в Бастилии, успокойтесь. Его высокопреосвященство потребовал, чтобы мы составили ему компанию. Мы приехали в гостиницу «Красная голубятня». Там кардинал поднялся наверх, видимо, у него была встреча с одним из его шпионов. Мы трое остались в общей зале. Атос стоял возле камина, и, подозреваю, услышал какой-то разговор через дымоход. Услышанное его чрезвычайно поразило, он был бледен, как полотно.
- Он остался в гостинице, сказал, что скоро к нам присоединится, и вот уже несколько часов от него нет никаких известий, - добавил Портос. – Скоро его хватятся, и у нас всех будут неприятности. Я бы съездил в «Красную голубятню» и проверил этот дымоход, но мы не можем отлучиться из лагеря.
Дурное предчувствие д’Артяньяна только усилилось. При словах «шпион кардинала» он немедленно вспомнил миледи и зловещую роль, которую эта женщина сыграла в судьбе его друга.
Однако даже д’Артаньян, при всем его пылком гасконском воображении, не мог представить, какое потрясение ждало его через полчаса, когда он получил у господина Дэзэссара позволение отлучиться из лагеря и уже седлал коня. Он услышал стук копыт, поднял голову и увидел Атоса, который подъезжал к палатке господина де Тревиля. Рядом с ним, верхом на белом коне, ехала всадница, при виде которой д’Артаньян содрогнулся и уронил уздечку. Ему казалось, что ничто не сможет удивить и напугать его сильнее, однако он ошибался. Господин де Тревиль вышел из палатки, и Атос поприветствовал его словами:
- Позвольте представить вам мою жену.
Через час, после того, как де Тревиль сказал все полагающиеся к случаю комплименты даме и бросил в сторону Атоса достаточное количество недоумевающих и укоряющих взоров, Атос представил свою супругу друзьям. Портос ничего не понял, но на всякий случай подкрутил усы, Арамис таинственно улыбался, д’Артяньян грыз ногти.
Портос собрался произнести какую-то чрезвычайно цветистую галантность, сказал: «Мадам…», и запнулся. Он не знал настоящего имени Атоса, а обращение «мадам Атос» казалось ему недостаточно изящным. Миледи, обольстительно улыбаясь, вывела его из затруднения.
- Нет-нет, господа, сохраним наши тайны в неприкосновенности. Я не стану спрашивать ваши имена, а вы не пытайтесь узнать мое.
- Возможно, вам, по примеру парижских прециозниц, стоит придумать себе какое-нибудь прозвище, - предложил Арамис.
Миледи сделала вид, что задумалась.
- Что вы скажете об имени «Лисистрата», господин Портос? Мне кажется, оно чрезвычайно удачно.
Атос прикусил губу. Арамис нахмурился. Д’Артаньян решил, что ему крайне вредит недостаток образования. Портос ничего не заметил.
- Ли-си… Это слишком длинно.
- Что вы скажете об имени «Армида»? – спросил Арамис самым мелодичным голосом.
- Армида, - повторила миледи. – Вы льстите мне, сударь, мои чары не так уж сильны. Во всяком случае, я надеюсь, что мой Ринальдо будет менее жесток со мной, чем герой Тассо.
Выражение лица Атоса ничем не подкрепляло этой надежды.
- Пойдемте, мадам, - сказал он холодно, - я должен представить вас еще одному человеку.
- И кому же?
- Его высокопреосвященству, разумеется. Интерес, который этот великий человек испытывает к моей и вашей судьбе, не позволяет держать его в неведении.
Самообладание изменило миледи, она отступила на шаг назад.
- Нет, это невозможно, я не пойду!
- Дайте мне руку, мадам, - невозмутимо продолжил Атос. – Чем раньше его высокопреосвященство узнает, что ваши планы изменились, тем лучше, и в ваших же интересах, чтобы он узнал это от вас.
Правота этого замечания поразила миледи. Она опустила голову, покорно подала Атосу руку и последовала за ним.
- Атос женился! – сказал Портос ему вслед. – Атос, равнодушный к женщинам, как какой-нибудь столпник! А знаете, д’Артаньян, я как-то видел эту даму в церкви. Ее выезд сделал бы честь принцессе крови: лакей, камеристка, негритенок с подушечкой, карета с гербами… Она богата, как Крез, наш друг сделал удачную партию.
Д’Артаньян не нашел в себе силы порадоваться удаче Атоса. Ему казалось, что земля уходит у него из-под ног. Трудно представить, что он сказал бы в ответ, если бы не Арамис, который крепко взял его под руку, сказал: «Мой друг, я совсем забыл, что вы не спали всю ночь, вам нужно прилечь», - и увел его за собой.
Когда Портос остался позади, Арамис остановился, посмотрел д’Артаньяну в глаза и спросил:
- Вы знаете эту женщину, не так ли?
- Я встречал ее прежде, - нехотя ответил д’Артаньян.
- Встречали прежде! Это и есть ваша леди Винтер, не так ли?
- Она меньше всего моя.
- Теперь-то разумеется. Атос действительно на ней женат?
- Вы же знаете, он никогда не лжет.
- И не обладает вашим талантом говорить правду. Право же, Атос мог бы найти менее обременительный способ обезвредить шпионку кардинала, необязательно было на ней жениться. Особенно если он действительно намерен разыгрывать непорочного Иосифа при этой Лисистрате.
Д’Артаньян воспользовался случаем, чтобы увести разговор в сторону и восполнить пробелы в своем образовании.
- Значит, Лиситрата – это имя жены Потифара?
- Нет, мой дорогой невежественный друг, Лисистрата – это героиня пьесы Аристофана, которая поклялась не быть женой своему мужу, пока он и другие афиняне не прекратят воевать. Вы видели, какое лицо было у Атоса, когда он это сказала? Эта женщина – достойный противник, на одно греческое слово она всегда готова ответить другим.
- Греческое слово? – переспросил д’Артаньян.
- Атос, как легендарные рыцари древности, носит свое сердце на щите. Еще прежде, чем я повстречал его, я знал, что он был когда-то несчастлив в любви, только по его имени. Гора Атос расположена в Греции, это дикое, труднодоступное место, но примечательно оно не этим. Там стоит знаменитый мужской монастырь, куда запрещен доступ женщинам.
И с этими словами он оставил д’Артаньяна размышлять о пользе классического образования.
II Брак, заключенный на небесах
Только несколько часов спустя д’Артаньяну удалось застать Атоса наедине и потребовать у него объяснений. Они спустились к морю и медленно пошли вдоль берега. Был один из тех томительных августовских дней, когда все в природе словно затихает и нежится под ярким солнцем. Даже волны лизали берег ленивее, чем обычно, и их привычный шум казался всего лишь легким шепотом. Д’Артаньян, обычно не склонный к философии, не мог не сравнить это спокойствие с бурями, которые, должно быть бушевали в душе его друга.
Атос шел молча, и д’Артаньян, как ни одолевало его любопытство, не спешил с вопросами. Наконец, Атос остановился и заговорил.
- То, что я скажу вам, д’Артаньян, должно остаться между нами. Я не отягощал бы вас этим секретом, но вы, волей случая, лучше других знаете мою печальную тайну, и вправе требовать от меня объяснений. Но помните, что если чужие личные тайны могут омрачить вашу жизнь, то тайны политические могут лишить вас жизни. Вчера, в гостинице «Красная голубятня», кардинал Ришелье приказал миледи убить героцога Бэкингема.
Д’Артаньян вздрогнул.
- Она рассказала вам об этом?
- Я слышал это собственными ушами. Ужас, который я испытал, когда до меня донесся голос это женщини – ничто, по сравнению с тем, что я почувствовал, когда понял, о чем она говорит. Когда кардинал покинул ее, я поднялся к ней в комнату.
- И что же… она?
Атос страдальчески улыбнулся.
- Наш союз воистину благословен, ибо наши чувства друг к другу полностью взаимны. Она ненавидит меня так же сильно, как я ее, она испытывает передо мной такой же ужас, как и я перед ней. Кардинал дал ей бумагу, охранный лист, в котором заранее освободил ее от ответственности за любые злодеяния. Я потребовал эту бумагу, она отказалась. Я прицелился в нее из пистолета…
- Боже милосердный!
- Поверьте мне, д’Артаньян, я думал, что у меня достанет сил выстрелить. Должно быть, моя решительность отразилась у меня на лице. Даже дьявол способен испытывать страх – она отдала мне бумагу. С этого мгновения она была полностью в моей власти. У меня в кармане лежало прощение всех грехов, подписанное Ришелье! Если в моей душе когда-то жили честолюбивые помыслы, в ту секунду я отрекся от них навсегда: власть, абсолютная власть над другим человеком – это слишком страшное искушение.
- Но вы не выстрелили.
Атос отвернулся и взглянул в сторону моря.
- Нет, я не выстрелил. Она стояла передо мной, бледная, словно вся кровь уже вытекла из ее сердца. Я смотрел на нее, я знал, что она преступница, падшая женщина, что ее тело отмечено клеймом, а душа запятнана грязью, что, пока она жива, мне не будет покоя – и я не мог, понимаете д’Артаньян, я не мог убить ее еще раз.
- Быть может, вы были правы.
- О нет, я знаю, что совершил ошибку, но что делать? В моей душе нет стойкости античных героев. Я опустил пистолет.
- Но вы могли бы предать ее в руки правосудия. В конце концов, ее преступление написано у нее на плече.
- Я подумал об этом. Зачем пятнать руки кровью, если в мире есть судьи и палачи? Но видите ли, д’Артаньян… Вы – единственный, кому я поведал историю моего брака, и когда я говорил с вами об этом, я был пьян настолько, что едва понимал, на каком я свете. Но вы – мой друг, мой боевой товарищ, я, не задумываясь, отдам за вас жизнь и доверю вам свою. Рассказать о моей поруганой любви судейским… передать мою тайну в руки стряпчих… поведать всему свету то, о чем я, порой, молчал даже на исповеди… признаться в том, что я, граф де ла Фер, женат на клейменной каторжнице… быть может, отвечать на глумливые вопросы о том, как я мог не замечать клеймо на плече собственной жены… Я убил бы ее, если бы знал, что погибну вместе с ней. Я был не в силах отдать ее в руки закона.
- И что же вы сделали?
- Я обратил мою слабость в мою силу. Когда-то я обезумел настолько, что дал этой женщине мое имя и мой титул. Тем самым я дал ей власть над моей честью. Но в тот роковой день я получил право распоряжаться ей, как своей собственностью. Цепь, которой мы соединены, сковывает нас обоих, если я, на своё несчастье, муж этой женщины, то она жена мне. Она была замужем в Англии, у нее есть сын. Одно мое слово, и ее титул превратится в прах, ее ребенок станет незаконнорожденным, а ее саму ждет казнь за двоемужество.
- И вы…
- Я предложил ей выбор: либо я представляю ее как мою супругу де Тревилю – либо городскому магистрату. О, ей было нелегко решить! Видели бы вы, как она колебалась, выбирая между мной и палачом! – смех Атоса был похож на рыдание. – Если бы в моей душе осталась хоть капля любви к ней, я бы пустил себе пулю в лоб. По счастью, у меня не возникло такого искушения. И вы не можете себе представить, какое условие она мне поставила, прежде чем согласиться.
- Какое же?
- Она попросила меня покляться, что я никогда не потребую от нее исполнения супружеских обязанностей, – Атос снова засмеялся. – Ни разу в жизни я не клялся с большей охотой.
Д’Артаньян не знал, что и думать.
- Но теперь, когда вы открыто признали ее своей женой…
- Она все так же в моей власти. Потому что ни де Тревилю, ни кардиналу, ни вам, своим друзьям, я не сказал ни слова о том, когда именно был заключен этот трижды проклятый брак. Не беспокойтесь, на случай, если она решит меня отравить, я разослал несколько писем в закрытых конвертах доверенным людям, с просьбой открыть после моей смерти. Ни у кого нет таких основательных причин молиться о моем долгом здравии, как у моей супруги.
Д’Артаньян припомнил рассказ Атоса, в свое время так поразивший его воображение.
- Друг мой, уверены ли вы в том, что этот брак был заключен? Вы даже не знаете, был ли священником человек, который вас венчал.
Атос печально улыбнулся.
- Вы предлагаете мне отдать этот вопрос на рассмотрение богословов?
- Скорее, на рассмотрение вашей совести.
- У моей совести нет сомнений на этот счет. Я ввел эту женщину в храм божий, я надел ей на палец кольцо моей покойной матери, я признал ее своей женой перед богом и людьми. Что бог соединил, человек да не разлучит. Пойдемте обратно в лагерь, я не хочу надолго оставлять мою дорогую супругу, кто знает, на какие женские шалости она пустится в мое отсутствие.
Мысли д’Артаньяна путались. Ему казалось, что Атос у него на глазах спускается в ад, чтобы сразиться там с подземным чудовищем, и вряд ли выйдет победителем из этой схватки. Неожиданное соображение заставило его остановиться.
- Постойте, вы сказали, что кардинал приказал ей убить Бэкингема.
- Да.
- Сегодня вы приказали ей пойти к кардиналу и сказать, что она ваша жена. Иначми словами, она сообщила ему, что его поручение не будет выполнено.
- Разумеется.
- Но, в таком случае, герцог по-прежнему в опасности! Ришелье подошлет к нему другого убийцу!
Атос пожал плечами.
- Вполне возможно. Но этот убийца, кем бы он ни был, не будет и вполовину так же жесток, коварен и изворотлив, как моя дорогая жена. Не тревожьтесь за герцога, друг мой, в мире есть только одна графиня де Ла Фер!
III Рассуждения о морали
Миледи недолго сохраняла свое инкогнито. Ее известность в Париже была не так уж велика – она никогда не была представлена ко двору Людовика XIII, семья ее мужа занимала довольно скромное положение при английском дворе, несмотря на дружбу ее деверя с Бэкингемом, а сама миледи, при всем ее уме и остроумии, не могла претендовать на лавры второй госпожи де Рамбуйе. Однако она была молода, красива и богата - те три достоинства, благодаря которым женщина не может остаться незамеченной в Париже. Не прошло и суток, как все в лагере знали, что жена Атоса – это бывшая леди Винтер.
Ее история возбуждала всеобщий интерес. Прекрасная англичанка, которая отдала свое сердце французу, знатная дама, ставшая женой безымянного мушкетера, женщина у стен осажденного города, миледи была главной достопримечательностью лагеря. Только одно обстоятельство несколько охлаждало всеобщий энтузиазм – ходили слухи, что госпожа Армида (миледи предпочитала именоваться именно так) навлекла на себя немилость Ришелье.
Отсвет этой славы падал и на Атоса. Именно ради него эта изнеженная красавица переносила тяготы походной жизни, к его ногам она бросила свой титул, ради него перешла на сторону тех, кто сражался с ее соотечественниками. Куда бы Атос ни шел, его неизменно сопровождали взгляды досужих зевак, прикидывающих, достоин ли этот человек таких жертв. Нечего и говорить о том, что Атос с легкостью выдерживал этот экзамен.
К сожалению, другое испытание давалось ему куда труднее. Атос превосходно умел скрывать свои чувства, но был неспособен лицемерить. Видя его рядом с миледи, мало кто смог бы догадаться, какое отвращение внушает ему эта женщина, но никто не смог бы поверить в то, что он ее любит. Миледи, напротив, смотрела на него с неизменной нежностью и печально вздыхала. Эта женщина, более отважная, жестокая и свирепая, чем многие мужчины, превосходно умела прикидываться хрупкой жертвой.
Мир так устроен, что трагедия одного часто представляется счастливым случаем другому. Прелестная женщина, несчастная в браке, вызывает радостное волнение в сердцах мужчин, готовых ее утешить. Миледи была ежедневно окружена бравыми офицерами, которые жаждали пролить бальзам на ее израненное сердце. Останавливала их только грозная репутация Атоса: мушкетер мало дорожил своей очаровательной супругой, но честь свою он ценил по-прежнему. Д’Артаньян опасался, что миледи, которая когда-то просила его самого убить де Варда, попросит кого-то другого избавить ее от мужа, но эти планы, если они у нее и были, остались неосуществленными. Она избрала другой способ ранить Атоса в самое сердце.
С первого дня своего появления в лагере миледи стремилась к тому, чтобы очаровать Портоса и Арамиса. Арамис устоял – он время от времени получал письма от своей «кузины-белошвейки», и эти хрупкие листочки защищали его серце надежнее любой кирасы. Портос сдался без боя. Его тщеславие не позволяло сомневаться в собственной привлекательности, его сердце было свободно, а его моральные убеждения не запрещали романа с замужней дамой.
Атос все видел и страдал. Однако если миледи расчитывала на то, что он будет страдать молча, она ошиблась. Д’Артаньян однажды подслушал разговор, заставивший его глубоко задуматься.
- Испанцы называют таких людей, как вы, perro de hortelano, - презрительно говорила миледи. – Если вам самому я не по вкусу, то для чего мешать другому?
- Вы думаете, что я ревную вас? – отвечал Атос с отвращением. – Не льстите себе. Но я запрещаю, слышите, запрещаю вам развращать моих друзей. Держите свой яд при себе.
Миледи рассмеялась.
- Развращать? Любезный мой супруг, вы с ума сошли. Ваш невинный ягненочек Портос спит с женщиной, которая годится ему в матери, чему еще я могу его научить?
- О, я верю в вашу изобретательность!
- Вы, мужчины, такие лицемеры! Друг другу вы простите все, что угодно, а женщину осудите, даже если она безвинна.
- В таком случае, мадам, у вас есть преимущество перед всем слабым полом, - сухо ответил Атос.
- Какое же?
- Никто не осудит вас напрасно.
Немедленно после завершения этой супружеской сцены, д’Артаньян отыскал Портоса и объяснил ему, что хотя замужние женщины в целом представляют собой законную добычу воина, жены друзей должны быть исключены из этого общего правила. И хотя Портос нашел эту максиму весьма справедливой и логичной, самого д’Артаньяна начали терзать сомнения. В другое время он обратился бы с ними к Атосу, непререкаемому авторитету в вопросах морали. Но на этот раз он прибег к помощи Арамиса.
- Друг мой, - сказал Арамис проникновенным голосом, - есть одно превосходное латинское изречение: “Errare humanum est”.
Д’Артаньян посмотрел на него неодобрительно.
- Это значит: «Человеку свойственно ошибаться», - пояснил Арамис. – Мы, люди, весьма несовершенные создания. Наши суждения пристрастны, отрицать это – значит впадать в грех гордыни.
- И что же вы предлагаете?
Арамис улыбнулся.
- Ничего нового. Будьте милосердны к друзьям, постарайтесь быть справедливы к врагам и уповайте на то, что Бог исправит ошибки, которые вы совершите.
Д’Артаньян нашел эту мудрость весьма утешительной. Кроме того, вскоре произошло нечто, убедившее его в том, что пути господни неисповедимы, а самые героические усилия порой оказываются тщетными.
Однажды вечером миледи отправилась любоваться закатом в сопровождении нескольких офицеров. Атос, неизменно мрачный, последовал за ней, друзья составили ему компанию. Миледи, по своему обыкновению, блистала. Ее уговорили спеть, и она проводила заходящее солнце одной из самых пленительных арий Монтеверди. Это было прощание Эвридики с Орфеем. Вряд ли эта белокурая Эвридика испытывала особое сожаление при мысли о том, что никогда больше не увидит своего супруга, но трудно было не проникнуться нежной печалью, звучавшей в ее голосе.
- Ahi, visto troppo dolce e troppo amara
, - чуть слышно повторил Атос.
Миледи закончила петь, и в это мгновение какой-то человек подбежал к собравшимся на берегу.
- Господа, - воскликнул он, задыхаясь от поспешного бега, - господа, получены новости из Англии. Герцог Бэкингем убит!
Миледи вскрикнула и упала без чувств.
Портос, стоявший к ней ближе всех, наклонился, чтобы ослабить шнуровку ее корсета, но Атос оттолкнул его и подхватил свою супругу на руки.
- Портос, - шепотом сказал д’Артаньян, - дайте мне слово, что ни при каких обстоятельствах, даже чтобы спасти ей жизнь, вы не станете прикасаться к одежде госпожи Армиды.
- Но почему?..
- Потому что эта женщина подобна луку. Кто ее раздевает – тот плачет.
IV Рассказ миледи
Обморок миледи продолжался недолго. Она очнулась прежде, чем Атос донес ее до гостиницы, и тут же начала вырываться. По счастью, сердобольная хозяйка гостиницы, стоявшая на пороге, неверно поняла зрелище, представшее ее глазам. Она назвала миледи «бедным ангелом», обвинила Атоса в том, что он мужчина, и тут же предоставила к услугам «ангела» ароматический уксус, подслащенную воду, рюмочку коньяка и слезы сочувствия, так что миледи, залитая этими жидкостями, едва не лишилась чувств во второй раз. Однако в конце концов хозяйка убедилась в том, что ее постоялица не намерена расстаться с жизнью прямо сейчас, и удалилась, оставив Атоса наедине с супругой.
- Вы не перестаете меня удивлять, - сухо заметил Атос. – Прежде я полагал, что вы неспособны падать в обморок, что с вами такое стряслось?
Миледи посмотрела на него с ненавистью.
- Я беременна от вашего дорогого д’Артаньяна.
Атос почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Но прежде, чем он успел полностью прочувствовать весь ужас своего положения, миледи расхохоталась.
- Видели бы вы свое лицо, - сказала она, смеясь. – Боже милосердный, за кого вы меня принимаете – за какую-нибудь белошвейку? У меня нет ни малейшего желания производить на свет гасконских ублюдков.
Атос отер холодный пот со лба.
- Простите, что я на какое-то мгновение поверил в то, что вы женщина.
- Скажите лучше, вы поверили в то, что я могу быть слабой.
- Это одно и то же.
- Для вас – безусловно. У меня другое мнение на этот счет.
- И отчего же вы, сильная женщина, лишились чувств на берегу?
Миледи закрыла глаза.
- Бэкингем мертв, - сказала она глухо. – Пока он был жив, я могла надеяться на то, что каким-нибудь чудом вы снова провалитесь в преисподнюю, из котороя явились, и я смогу вернуться к своей прежней жизни. Но теперь все кончено – я не выполнила приказ кардинала, и кардинал обошелся без моей помощи. Он не простит мне. Все, к чему я стремилась, все, ради чего рисковала, рассыпалось в прах. Если бы вы только знали, как я вас ненавижу!
- Поверьте мне, сударыня, ваши чувства полностью взаимны.
- Глупец! Что вы знаете о ненависти? Любой другой мужчина спустя неделю ел бы из моих рук, но вы, вы отвратительны мне настолько, что я даже не пыталась соблазнить вас.
Атос побледнел.
- Я рад узнать, что ваша неразборчивость имеет границы. Прежде, помнится, вы все же соглашались терпеть мои отвратительные прикосновения.
Миледи взглянула на него с презрительной жалостью.
- Прежде? Когда я была вашей женой, я боготворила землю, по которой вы ступали!
На мгновение Атос оторопел, затем опомнился.
- Вы лжете.
- Для чего мне лгать? Подумайте о том, какова была моя жизнь до того, как я встретила вас. Подумайте о расстоянии, которое нас разделяло. Вы, красивый, сильный, благородный, спустились ко мне с небес и предложили – попросили! – последовать за вами. Как я могла не любить вас?
- Разве я знаю что-либо о том, какова была ваша жизнь? Все, что вы говорили мне, оказалось ложью, я даже не уверен в том, что знаю ваше настоящее имя. Кто любит, тот не может лгать.
Миледи усмехнулась.
- Неужели вы мало знали обо мне? В тот день, когда я лежала у ваших ног и умоляла о пощаде, вы проявили завидную осведомленность. О да, я прекрасно помню пламенную речь, в которой вы назвали меня воровкой и проституткой, описали мое преступное прошлое и не менее преступные замыслы, обвинили меня во всех грехах, мыслимых и немыслимых, и пообещали стереть с лица земли. Вы вынесли мне смертный приговор и привели его в исполнение, а теперь говорите, что ничего не знали обо мне!
- Ваше прошлое написано у вас на плече.
- А вы уверены в том, что прочли правильно?
- Уверен ли я? Клеймо палача – это не каббалистическая надпись, оно не допускает двух толкований.
- Особенно для другого палача. Уходите, вы мне противны.
Атос поднялся со своего места, но тут же снова сел.
- Расскажите же мне правду.
Миледи пожала плечами.
- Зачем? Это ничего не изменит.
- Удовлетворите же мое любопытство, мадам. Вы намекнули мне на то, что прежде были невинны, как ягненок, что ваши чувства были искренни, а помыслы чисты. Расскажите же мне, каким образом на вашем плече оказалось клеймо. Клянусь, если вы сможете доказать мне, что вас заклеймили напрасно, то у вас не будет более преданного защитника, чем я.
- Как просто вы смотрите на жизнь, - прошептала миледи. – Если я не беглая каторжница, то я несчастная и невинная жертва, середины для вас не существует. Хорошо же, я расскажу вам правду. Это ничего не изменит, но, может быть, заставит вас хотя бы задуматься.
Вы сказали, что не знаете моего настоящего имени – у меня его нет. Я – незаконная дочь одного дворянина, он называл меня Наннерль. Бейль – это деревня, в которой я родилась.
Когда мне было семь лет, мой отец женился. Он был добр ко мне, но доброта слабого человека стоит недорого. Мачеха уговорила его отдать меня в монастырь, и он согласился. Возможно, он считал, что хорошо позаботился обо мне. Возможно, так оно и было. Монахини научили меня петь и вышивать, а также – лгать и лицемерить, вздыхать и принимать смиренный вид. Все это пригодилось мне в жизни.
Восемь лет монахини уверяли меня в том, что мои родители тяжело согрешили, когда произвели меня на свет, что моя мать терпит адские муки, и что мой долг – принять постриг и молиться за ее душу. Я не знала жизни вне стен монастыря, не знала мира, от которого должна была отречься. Жертва, которую от меня требовали в обмен на обещание вечного блаженства, казалась мне совсем небольшой. Так в пятнадцать лет я стала сестрой Агнессой.
- Вы монахиня, - прошептал Атос.
- Нет. Порой случается, что каторжницы рожают детей в тюрьме. Эти дети – такие же преступники, как я – монахиня.
Когда мне исполнилось шестнадцать, в наш монастырь назначили нового священника. Его звали отец Жак. До того времени я почти не видела мужчин. Мой отец был далеко, наш предыдущий священник был стар, монастырский садовник был хром и горбат. Отец Жак был не слишком хорош собой, но он был молод, и мне не с чем было сравнивать.
С самого начала он начал оказывать мне предпочтение. Он хватил мои вышивки, он считал, что я прекрасно пою, убедил мать-настоятельницу дать мне соло в хоре, и каждый день находил для меня какое-нибудь доброе слово. Сначала он говорил о моем характере, о том, что я послушна, смиренна, добра. Затем постепенно речь зашла о моем лице. Я не думала о том, красива ли я, в монастыре не было зеркал. Отец Жак сказал мне, что у меня удивительные глаза, что я похожа на ангела, что если бы он владел кистью, то нарисовал бы меня в образе святой Агнессы. Меня смущали эти разговоры, я подозревала, что исповедник не должен хвалить красоту монахини, но я была послушна и смиренна, и не возражала. Затем он начал избегать меня. Я не понимала, в чем провинилась, но эта немилость больно ранила меня: у меня не было подруг в монастыре, другие монахини завидовали предпочтению, которое оказывал мне отец Жак, и не скрывали своего злорадства, когда я потеряла его расположение. Затем он начал бледнеть, худеть, сестры шептались о том, что он тяжело болен и скоро умрет. Он был моим единственным другом, понимаете ли вы, что это такое? Я знала, что по вечерам он прогуливается в монастырском саду, и пошла к нему.
На этом свидании он открыл мне свое сердце. Он сказал, что я соблазнила его и лишила покоя, что он умирает от любви ко мне, что в моей власти спасти его, что если только я соглашусь сжалиться над ним, он будет самым счастливым человеком на земле. Что я могла ответить? Мой единственный друг страдал из-за меня.
Я стала его любовницей. После того, как это случилось, он сказал мне, что я погубила его душу, что из-за меня он нарушил свои обеты, что его жизнь разрушена, но он любит меня так сильно, что готов пойти на все, лишь бы не расставаться со мной. Мне было шестнадцать лет, что я могла ему ответить?
Он увез меня из монастыря. В тот же день он показал мне священные сосуды, которые украл из церкви, и рассказал, что его подвергнут позорной казни, если поймают. Ради меня он пошел на преступление, я была виновна так же сильно, как и он. Только моя любовь могла вознаградить его за жертвы, которые он принес. Я упала перед ним на колени и поклялась, что буду любить его вечно.
Его поймали, когда он пытался продать дароносицу.
- И он выдал вас? – спросил Атос.
- И да, и нет. На допросе он не сказал ни слова о том, где можно меня найти. Его судили, заклеймили раскаленным железом на площади и должны были отправить на каторгу. Но у него был старший брат, который когда-то заменил ему отца. Этого брата он попросил позаботиться обо мне и сказал, где можно меня найти.
Миледи замолчала.
- И этот брат?..
- Это был лилльский палач. Он помог Жаку бежать из тюрьмы, но прежде… прежде он пришел ко мне с орудиями своего ремесла. Он обвинил меня, вынес приговор и привел его в исполнение. У вас с ним много общего.
- Ужасно, - прошептал Атос, - ужасно.
- Что ж, теперь вы знаете правду. Скажите же мне, кто я – преступница или жертва, ангел или демон, отправите ли вы меня на эшафот или будете моим преданным защитником?
V. Продолжение рассказа миледи
Атос не знал, что ей ответить. Если бы миледи рассказала ему эту историю семь лет назад, до того, как он сделал ей предложение, то он, безусловно, бросился бы на ее защиту. Однако женился бы он на ней? Скорее всего, нет. Юный граф де Ла Фер готов был бросить свой титул к ногам бедной незнатной девушки, но беглая монахиня и любовница священника не могла расчитывать на то, что самый знатный вельможа в Берри назовет ее своей женой. Невинная жертва или расчетливая преступница, она обманула наивного юношу, за которого вышла замуж, и Атос не мог ее простить.
К тому же, если Атос больше не был графом де Ла Фер, то и миледи далеко ушла от Анны де Бейль. Она шпионила для кардинала и согласилась на предложение убить Бэкингема, она соблазнила д’Артаньяна и пыталась заставить его убить де Варда, она лгала всем, кто встречался на ее пути. Ее история звучала правдиво, но ее прежние рассказы о своем прошлом звучали так же искренне. Она выставляла себя жертвой соблазнения, но Атос помнил, как она была хороша в шестнадцать лет, он видел, как она прекрасна сейчас, и знал, что эта женщина способна соблазнить даже святого.
- Я пока воздержусь от суждений, - сказал он.
Миледи усмехнулась.
- Что ж, вы поумнели с годами. А теперь оставьте меня, я хочу отдохнуть.
Атос остался сидеть.
- Вы слишком рано завершили свой рассказ. Что было с вами потом?
- Потом? Ровным счетом ничего интересного. Жак нашел меня, когда я лежала без сознания на полу. Он клялся, что любит меня, что ради меня позволит брату занять его место в тюрьме, что нет такой жертвы, которую он не принесет… Я убежала бы от него, если бы могла, но куда мне было идти? Без денег, без друзей, без знания жизни за стенами монастыря, я полностью зависела от человека, который был мне ненавистен. Но с этого дня я не позволяла ему прикасаться ко мне. Когда он начинал проклинать мою жестокость, я просто дотрагивалась пальцем до плеча. Этого было достаточно. Я была молода и наивна, и не понимала, какой пытке подвергаю его. Только потом я осознала, какие адские муки он вытерпел за несколько месяцев, когда называл меня своей сестрой.
- И вы раскаялись?
- Я была рада.
- И что же было дальше?
- Вы знаете. Прекрасный принц на белом коне приехал в нашу убогую хижину, посадил меня в седло, увез в свой замок на горе и сыграл пышную свадьбу. Разве не так заканчиваются все сказки?
- Жили они долго и счастливо и умерли в один день, - прошептал Атос. – Чего бы я ни дал за то, чтобы это было правдой!
Миледи коротко рассмеялась.
- Отчего же вы не удавились на соседнем суку?
- Возможно, в глубине души я предчувствовал, что вы не составите мне компанию по дороге в ад. Как вам удалось выжить?
- Не знаю. Я очнулась у подножия дерева, со связанными руками и петлей на шее. Мне удалось освободиться от пут, я встала и пошла в лес. Я шла всю ночь, не зная, куда, не зная, зачем, не разбирая дороги. Когда начало светать, я увидела впереди огонек. На опушке леса стоял дом. Мое платье было разорвано в клочья, я сняла его и зарыла под кустом. Вы не позаботились о том, чтобы отобрать драгоценности, которые дарили мне – я сняла их, завернула в носовой платок и спрятала в дупле дерева. Затем я постучалась в этот дом и сказала, что на меня напали разбойники, но мне удалось убежать от них. Я была босиком, в одной рубашке, со следами веревки на шее и запястьях, трудно было мне не поверить. В этом доме жил лесник. Он дал мне одеяло, чтобы прикрыться, напоил меня горячим вином, накормил, а затем спросил, не отняли ли разбойники мою невинность. Я не знала, что на это ответить, и на всякий случай заплакала. Он велел мне не горевать, потому что из опыта можно извлечь гораздо больше выгод. Так сбылось ваше первое предсказание – я стала проституткой.
Он купил мне одежду, а я подсмотрела, где он хранит деньги. Когда он уехал в город и оставил меня одну, я украла все его золото, забрала свои драгоценности из дупла и сбежала. Так сбылось второе ваше предсказание – я стала воровкой.
Мне хотелось уехать из Франции как можно дальше. Одна из сестер в монастыре была урожденная англичанка, у нее я выучилась английскому языку. Я добралась до Кале, продала там сапфировые серьги, которые вы мне подарили, купила бумаги на имя Шарлотты Баксон и отправилась в Дувр. На корабле я повстречала лорда Винтера.
Его отец когда-то в молодости женился на богатой наследнице, но все их восемь детей умерли еще в младенчестве. Девятый, который стоил жизни матери, остался в живых, но никто не думал, что он проживет долго. Винтер-отец был уже не молод, но все еще хорош собой и, самое главное, богат. На попечении у одной дамы осталась юная девушка, баронесса Шеффилд в собственном праве, наследница миллионов. Винтер-отец соблазнил даму, осыпал ее подарками и женился на девушке. Она стала матерью моего будущего мужа.
Он был очень красив. Когда я впервые увидела его на корабле, то подумала, что он чем-то похож на вас: знатный юноша, богатый, избалованный, не знающий жизни. Я подумала, что если один такой человек женился на мне, то почему бы второму не поступить так же?
- Вы не подумали о том, что вы уже замужем? – прервал ее Атос.
- Вот прекрасный вопрос. Я слышала, что если мусульманин хочет избавиться от жены, ему достаточно просто сказать: «Талак!», и после этого женщина должна немедленно покинуть его дом, унося только то, что на ней надето. Я решила в этом случае считать себя мусульманкой.
Впрочем, я была еще молода, глупа и плохо знала мужчин. Лорд Винтер походил на вас гораздо меньше, чем мне того хотелось. Той же ночью он попытался войти ко мне в каюту и взять меня силой. К счастью, я задвинула дверь сундуком.
В Англии он выразил желание сделать меня своей любовницей. Мне стоило согласиться, для бедной девушки без друзей и семьи это была удачная карьера. Но вы научили меня тому, что я могу стремиться выше. Я предложила Винтеру жениться на мне, он нашел это очень смешным.
Он пристроил меня компаньонкой к одной леди, потом я сама нашла место получше, затем я некоторое время давала уроки музыки… Я училась смотреть, слушать, запоминать, молчать о том, что я знаю, и дорого продавать свое молчание. Я узнала, что самые ничтожные люди могут приобрести власть над самыми могущественными, если окажутся в нужное время в нужном месте, что перо и чернила могут убить куда вернее, чем удар кинжалом, а несколько медных монет – купить больше, чем мешок золота. Я погубила несколько репутаций и сохранила куда больше, расстроила одну помолвку и устроила несколько браков, заработала неплохую сумму денег, проиграла ее в карты и научилась искусству не проигрывать. И все это время лорд Винтер преследовал меня.
Он обещал мне деньги, с каждым разом все больше – я отказывалась. Он писал мне стихи – я отдавала эти листочки служанке, на папильотки. Он пытался схватить меня среди бела дня и увезти в карете – я закричала: «На помощь, католики похищают протестантку!» - и ему пришлось отступить из страха перед толпой.
- Вы, католичка?
- Я, женщина. Или мне надо было вызвать его на дуэль?
В конце концов, мне повезло. Братья Винтеры были дружны с герцогом Бэкингемом. Во время одной из дружеских попоек лорд Винтер пожаловался на упорную девицу, не желавшую ответить на его страсть. Бэкингем посмеялся над ним и побился об заклад, что сделает меня своей любовницей в течение недели. Следующим утром лорд Винтер сделал мне предложение. Он не любил проигрывать пари.
Через неделю после свадьбы я стала любовницей Бэкингема.
VI Окончание рассказа миледи
Эти слова произвели на Атоса гораздо более неприятное впечатление, чем предшествовавший им рассказ. Он вспомнил о том, что миледи лишилась чувств, узнав о смерти Бэкингема. Также ему на ум пришел подслушанный им разговор миледи и Ришелье, во время которого кардинал намекал на причины ненависти миледи к герцогу.
- Вы любили его? – спросил он, хмурясь.
- Кого, лорда Винтера? Нет, разумеется.
- Бэкингема.
- Вы не хотите этого знать.
В глубине души Атос действительно понимал, что не хочет этого знать. Мысль о том, что миледи принадлежала другим мужчинам, не вызывала в нем ничего, кроме гадливости, но одно предположение о том, что она была способна любить, любила – и не его, заставляло его мучительно страдать
- Не решайте за меня, чего я хочу.
- Что ж, извольте. Я не любила Бэкингема – вы уничтожили во мне способность любить мужчину. Но я была в него влюблена: страстно, неистово, безрассудно. После того, как Жак выкрал меня из монастыря, я узнала, что монахини, воспитавшие меня, были правы, что мир за стенами обители так же грязен, как они говорили, что мужчины так же опасны и похотливы, как меня и предостерегали. Три года я жила как дикий зверь в лесу, где каждый встречный охотился за моей шкурой. За три года я видела тщеславие, лицемерие, похоть, жадность, ложь, трусость; я не видела ничего, достойного уважения. Только деньги и титулы привлекали меня, люди же казались ничтожными.
- Ваш мир таков, каковы вы сами.
Миледи усмехнулась.
- Вспомните, как часто мы с вами оказывались в шаге друг от друга. Вспомните, как часто чужая ненависть, ложь, тщеславие руководили вами на вашем праведном пути. Мы живем в одном мире, вы и я.
В день, когда я встретила Бэкингема, я повстречала свою судьбу. Он был всем, о чем я мечтала. Я тратила свою молодость на заурядные интрижки заурядных людей – он управлял судьбами миллионов. Я охраняла свою фальшивую добродетель, как кубышку с медными монетами – он был мужем всех жен и женой всех мужей. Я с великим трудом подчинила своей воле одного лорда – он очаровал двух королей. Во всей Европе, во всем мире нет и не было никого, подобного ему.
Он снова сделал меня женщиной, вернул мне все, что вы отняли, обучил меня тому, о чем вы и не догадывались. Он, словно змея из мифа о Мелампе , коснулся моих ушей и научил меня понимать язык, которым говорило мое тело и мое сердце. Скажите мне, любила ли я его?
При всех циничных максимах, которые Атос изрекал в адрес женщин и их любви, он был, в сущности, малоопытен. Все идеи, которыми он ошеломлял д’Артаньяна, были почерпнуты из наблюдений, а не из собственного опыта. Когда-то, только вступив на ту территорию, которую галантные авторы того времени называли Страной Нежности, он наткнулся на ров со змеями и с тех пор объявил эту страну дикой, опасной и запретной. О ее географии он мог догадываться только по рассказам более неосторожных путешественников, но есть путевые впечатления, которыми не делятся с друзьями, особенно если эти друзья так холодны, целомудрены и насмешливы, как Атос.
Неприкрытая чувственность, звучавшая в голосе миледи, почти заставила его потерять голову. Он ревновал, презирал себя за то, что столь отвратительное существо могло вызвать его ревность, и, что ужаснее всего, жаждал доказать миледи, что не только Бэкингем был способен пробудить ее страсть. В «Красной голубятне» он был готов застрелить миледи, сейчас он был близок к тому, чтобы задушить ее голыми руками. В прошлый раз его остановил страх перед убийством, сейчас он отшатнулся перед другим позорным преступлением.
- Почему вы хотели убить его? – спросил он, тщетно пытаясь сохранить остатки спокойствия.
Миледи изменилась в лице.
- Это не ваше дело.
- Вот как? Вы провели весь последний час, рассказывая мне о том, как я погубил вашу жизнь и растоптал вашу любовь ко мне. Но если я действительно тот палач и негодяй, каким вы меня описываете, то что сказать о вас? Мужчину, которого вы любили, вы продали Ришелье. Если бы в дело не вмешался всемогущий случай, то Бэкингем, которому вы пели такие хвалы, пал бы от вашей руки. Что он сделал, чтобы заслужить такую участь? Сравнимо ли его преступление с моим? Или с вашим?
Миледи затравленно оглядела комнату.
- Не трудитесь искать, мадам, - насмеливо сказал Атос, - здесь нет ни ножа, ни кинжала, я слишком хорошо помню, на ком женат. Ответьте же на мой вопрос.
Не сомневаясь в лживости миледи, он, тем не менее, был уверен в том, что она скажет ему правду. С того самого дня, когда Адам, в чьем полном распоряжении был райский сад, обнаружил, что нуждается в подруге и собеседнике, люди неизменно стремятся к тому, чтобы делиться своими переживаниями и секретами. Миледи была лишена этого утешения, ее позорная тайна не могла быть поведана никому. Атос был единственным, кому она могла открыть свое сердце, потому что он знал, что запечатлено на ее плече.
- О, поверьте, Бэкингем заслужил свою судьбу, - сказала она, кусая губы.
- И как же именно?
- Вы, который не любит никого, представьте, что женщина, которую вы обожаете, лежит в ваших объятьях. Вообразите блаженство, которым полно ваше сердце. А теперь представьте, что ваша возлюбленная, нежно накручивая ваши локоны на палец, рассказывает вам о великой страсти, которую питает к другому. Представьте целую речь о достоинствах этого недоступного другого, о его красоте, уме и, главное, о непоколебимой добродетели этого феникса! А теперь скажите, не заслуживал ли Бэкингем тысячи смертей?
Атос засмеялся. Миледи бросилась к нему, сжав кулаки, но тут же остановилась.
- Вы правы, это действительно смешно. Но в конечном счете, я все же посмеялась последней. Ришелье хорошо заплатил мне за секреты Бэкингема.
- И заплатил бы еще больше за его убийство.
- Если бы вы не лишили меня этого удовольствия.
- И после этого, мадам, вы еще смеете в чем-то обвинять меня? Быть может, я повесил вас напрасно, но я хотя бы не взял за это денег.
Миледи презрительно пожала плечами.
- Можно подумать, вы когда-то нуждались в деньгах.
- Но позвольте, отчего в них нуждались вы? Несчастный лорд Винтер, по вашим собственным словам, был богат.
- Да, но он умер, все состояние перешло к моему сыну, а опека до его совершеннолетия – к брату Винтера. У любой женщины могут быть расходы, в которых она не пожелает отчитываться деверю.
- Вы очень кстати напомнили мне о том, что я давно хотел задать вам один вопрос. Скажите мне, отчего умер ваш муж?
Миледи отшатнулась, словно увидела перед собой змею.
- Ни от чего… к сожалению, - ответила она, справившись с собой.
- Справедливое замечание, лорд Винтер не был вашим законным супругом. Но вы поняли меня, мадам, не так ли? От чего умер лорд Винтер, барон Шеффилд, который имел неосторожность называть вас своей женой?
- От сифилиса, - коротко ответила миледи.
Атос опешил.
- От чего?
- Боже мой, не говорите, что вашим целомудренным ушам незнакомо это слово. В Англии эту галантную неприятность называют «французской болезнью», у меня, к счастью, не было случая узнать, как этот бич любовников зовется во Франции.
- «Итальянская болезнь», - ответил Атос, сам не зная зачем.
Миледи усмехнулась.
- Бедный подкидыш, ни одна страна не соглашается признать его своим.
- И лорд Винтер…
- … подхватил эту иностранную болезнь от английской шлюхи. По счастью, в то время я ждала ребенка, и Винтер не смог принести домой то, что нашел на улице. Он умер прежде, чем я оправилась от родов, и не успел заразить меня. Я ответила на ваш вопрос?
VII О сходстве и различии
Д’Артаньян не знал о содержании этого разговора, однако он в полной мере смог оценить его последствия. На следующий же день Атос был опасно ранен в случайной стычке с ла-рошельцами. Разумеется, миледи трудно было считать виновницей этого несчастья, однако д’Артаньян все же не мог не чувствовать, что физической ране, нанесенной мушкетной пулей, предшествовала рана моральная, полученная от миледи. Тем меньше он готов был примириться с необходимостью препоручить раненого Атоса заботам миледи, столь заинтересованной в собственном вдовстве. Однако ему все же пришлось пойти на этот риск. В качестве меры предосторожности он предостерег Гримо от коварства графини (после чего Гримо, казалось, лишился дара речи не только по привычке, но и от ужаса) и проводил все свободное время у постели друга. Во время одного из таких визитов он услышал, как Атос что-то говорит в бреду. Д’Артаньян наклонился к нему поближе и разобрал в лихорадочном шепоте слова:
- Анна, любимая, где вы? Вернитесь ко мне, любовь моя!
Д’Артаньян отшатнулся от постели раненого. Миледи, сидевшая в кресле в углу, плотнее закуталась в шаль. Она была бледна, под глазами у нее залегли темные круги, как будто она не спала несколько ночей. В лагере говорили о том, что она не щадит себя, ухаживая за мужем, и называли ее бедным ангелом. Д’Артаньян подозревал что этот ангел только и ждет того мгновения, когда сможет выхватить душу умирающего из еще теплого тела.
- Анна! – снова простонал Атос.
- Он зовет вас, - нехотя сказал д’Артаньян.
Взгляд миледи был полон такой ненависти, что казалось, ее прелестные белокурые локоны вот-вот обратятся в ядовитых змей.
- Вы ошибаетесь, он зовет не меня.
- Разве не вас когда-то звали Анна де Бейль?
- Это было слишком давно.
- Но он зовет вас, подойдите же к нему!
- Женщина, которую он зовет, мертва! Ваш друг разорвал на ней платье, связал ей руки и повесил ее на дереве, хотя она молила о пощаде. Не стоит взывать к милосердию мертвецов, они безгласны.
Д’Артаньян взглянул на нее с удивлением. Ему трудно было поверить в то, что эта женщина, прекрасная, как небесное видение, может быть настолько жестока.
- Разве Бог не велел нам прощать обиды? – спросил он негромко.
Миледи неожиданно улыбнулась.
- Ваша маленькая галантерейщица, Бонасье – вы еще помните ее?
Д’Артаньян вздрогнул.
- Это я приказала ее похитить, - продолжила миледи. – Я держала ее в плену. И если бы ее не вырвали у меня, поверьте, я заставила бы ее дорого заплатить за унижение, которому вы меня подвергли. Я наняла двух негодяев, чтобы они пристрелили вас, и прислала вам отравленное вино. Вы, благородный и великодушный рыцарь, готовы ли вы простить мне мои прегрешения, назвать своей заблудшей сестрой и прижать к груди?
Выражение лица д’Артаньяна при этих слова было, должно быть, слишком красноречиво. Миледи презрительно усмехнулась.
- Врачу, исцелися сам. Кстати, об исцелении – если ваш друг умрет, что будет со мной?
- Вы умрете вместе с ним, - ответил д’Артаньян без малейшего колебания.
- Иными словами, вы убьете меня.
- Если потребуется.
- Вы, мужчина, дворянин, меня, беззащитную женщину?
- Насколько я помню, вы вполне способны не только защищаться, но и нападать.
- Быть может, вы дадите мне шпагу и предложите сразиться с вами на дуэли? Это успокоит вашу совесть?
- Уверяю вас, мадам, моя совесть спокойна.
Миледи обольстительно улыбнулась.
- Я не верю. Вы еще слишком молоды, жестокая школа, в которой вы обучались, не могла убить в вас всякое сострадание.
Д’Артаньян на мгновение заколебался, но жалобный стон Атоса укрепил его решимость.
- Если Атос умрет, все лучшее во мне умрет вместе с ним. Молитесь о том, чтобы ваш муж остался в живых.
- Все лучшее в вас? – повторила миледи. – Вы клевещете на себя. У меня был случай изучить вас, я знаю ваши достоинства и недостатки и поверьте, на этой постели лежит не ваша добродетель, а ваше грядущее поражение. Мы с вами слишком похожи, шевалье, люди вроде графа де Ла Фер – это камень у нас на шее.
- Похожи? Я готов допустить, что виноват перед вами, но все же это не дает вам права так оскорблять меня.
Миледи улыбнулась.
- Когда вы приехали в Париж, у вас не было ни денег, ни громкого имени, ни даже рекомендательного письма, только честолюбивые планы. Вы вмешались в интриги сильных мира сего и извлекли из этого немалую пользу. Вы использовали мужчин и женщин на своем пути. Деньги и титул, в которых вам отказала судьба, вы намерены вырвать у нее, и если для этого придется пролить чью-то кровь – что ж, вы не испугаетесь. Я смотрю на вас и вижу себя.
Д’артаньян почуствовал сильное желание перекреститься – ему казалось, что его искушает сам дьявол.
- Вы смотритесь в кривое зеркало.
- Разве?
- На моем плече нет клейма.
- Это признак не добродетели, а везения.
- Я не пытался никого убить, чтобы завладеть его имуществом.
- Забавно, что вы вспомнили о Винтере. Помните ли вы, какой способ избрали, чтобы привлечь мое внимание?
- Я вызвал лорда Винтера на дуэль – и пощадил его.
- Вы вызвали его и его друзей. На этот поединок приехало четверо англичан – а уехало с него трое. Скажите мне, почему ваш добродетельный друг убил человека в тот день? Ради денег? Ради любви? Ради того, чтобы вы смогли пробраться в мою спальню? Нет, он дрался за компанию и убил для развлечения. С тех пор, как вы приехали в Париж, вы убивали за неосторожное слово, но я не должна была мечтать о смерти Винтера, которая принесла бы мне три миллиона? А если бы я сказала, что мой дорогой брат толкнул меня на лестнице – тогда вы оправдали бы меня?
- Тот, кто сражается на дуэли, рискует своей жизнью. Вы хотели, чтобы кто-то проливал кровь за вас.
Миледи потянулась, как сытая кошка.
- Я ждала, что вы скажете это. Милый шевалье, помните ли вы Китти, мою камеристку?
Д’Артаньян отступил на шаг назад.
- Что вы сделали с ней?
- Ничего… пока. Поговорим лучше о том, что сделали с ней вы. Вы использовали ее, чтобы достичь своей цели. Вы клялись ей в любви, чтобы она стала вашей рабой. А когда ваша затея не удалась, вы сбежали и оставили бедную Китти платить за разбитые горшки. Браво, юноша!
Для человека, считающего себя добродетельным, нет, возможно, более жестокого опыта, чем увидеть свои слова, помыслы и поступки, повторенные человеком порочным. Натуру слабую такое испытание может сломать, для натуры сильной оказаться благотворным. Как читатель уже имел случай убедиться, д’Артаньян принадлежал ко вторым.
- Вы правы, - сказал он. – Мне случалось поступать опрометчиво, безрассудно и попросту дурно. Быть может, я не имею права судить вас. Но до тех пор, пока мои друзья верят в меня, а я в них, я, по совести, не могу считать себя человеком вовсе пропащим. Я буду защищать Атоса до последней капли крови не потому, что он или я безупречны, а потому, что лишившись друг друга, мы не будем отличаться от вас.
- Анна, любовь моя, - чуть слышно прошептал Атос.
Миледи подошла к нему, поцеловала в лоб и нежно сказала:
- Я здесь, любимый мой. Никогда больше я не покину вас.
Д’Артаньян не мог бы с уверенностью сказать, чего было больше в выражении ее лица – ненависти или страдания.
Продолжение в комментариях
Список работ:"Между дном морским и морской водой" миди
"Накануне" мини
"Ночью" драббл
Название: Между дном морским и морской водой
Автор: WTF de La Fere 2014
Бета: WTF de La Fere 2014
Размер: миди, ~10900 слов
Пейринг/Персонажи: Атос/миледи, упоминаются также священник/миледи, Бэкингем/миледи, д'Артаньян/миледи и ОМП/миледи
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: АУ
Краткое содержание: исход супружеской сцены в гостинице "Красная голубятня" оказывается не таким, как мы привыкли...
Скачать: в fb2; в rtf
Для голосования: #. WTF de La Fere 2014 - работа "Между дном морским и морской водой"
I. Атос и ЛисистратаРано утром, вернувшись из ночного дозора, д’Артаньян застал Портоса и Арамиса крайне встревоженными.
- Мы потеряли Атоса, - сказал ему Арамис вместо приветствия.
Д’Артяньян вздрогнул. На мгновение ему показалось, что все его дурные предчувствия оправдались самым ужасным образом.
- Но как это могло случиться? – спросил он растеряно. – Этой ночью все было спокойно, я не слышал стрельбы со стороны Ла-Рошели.
Арамис, казалось, сам был встревожен тем, какое значение д’Артаньян придал его словам.
- Друг мой, когда я говорю «потеряли», я не имею в виду, что мы лишились Атоса навсегда, это было бы слишком ужасно. Я хочу сказать, что мы временно не знаем, где именно он находится. Вчера вечером мы втроем встретили кардинала. Нет-нет, Атос не в Бастилии, успокойтесь. Его высокопреосвященство потребовал, чтобы мы составили ему компанию. Мы приехали в гостиницу «Красная голубятня». Там кардинал поднялся наверх, видимо, у него была встреча с одним из его шпионов. Мы трое остались в общей зале. Атос стоял возле камина, и, подозреваю, услышал какой-то разговор через дымоход. Услышанное его чрезвычайно поразило, он был бледен, как полотно.
- Он остался в гостинице, сказал, что скоро к нам присоединится, и вот уже несколько часов от него нет никаких известий, - добавил Портос. – Скоро его хватятся, и у нас всех будут неприятности. Я бы съездил в «Красную голубятню» и проверил этот дымоход, но мы не можем отлучиться из лагеря.
Дурное предчувствие д’Артяньяна только усилилось. При словах «шпион кардинала» он немедленно вспомнил миледи и зловещую роль, которую эта женщина сыграла в судьбе его друга.
Однако даже д’Артаньян, при всем его пылком гасконском воображении, не мог представить, какое потрясение ждало его через полчаса, когда он получил у господина Дэзэссара позволение отлучиться из лагеря и уже седлал коня. Он услышал стук копыт, поднял голову и увидел Атоса, который подъезжал к палатке господина де Тревиля. Рядом с ним, верхом на белом коне, ехала всадница, при виде которой д’Артаньян содрогнулся и уронил уздечку. Ему казалось, что ничто не сможет удивить и напугать его сильнее, однако он ошибался. Господин де Тревиль вышел из палатки, и Атос поприветствовал его словами:
- Позвольте представить вам мою жену.
Через час, после того, как де Тревиль сказал все полагающиеся к случаю комплименты даме и бросил в сторону Атоса достаточное количество недоумевающих и укоряющих взоров, Атос представил свою супругу друзьям. Портос ничего не понял, но на всякий случай подкрутил усы, Арамис таинственно улыбался, д’Артяньян грыз ногти.
Портос собрался произнести какую-то чрезвычайно цветистую галантность, сказал: «Мадам…», и запнулся. Он не знал настоящего имени Атоса, а обращение «мадам Атос» казалось ему недостаточно изящным. Миледи, обольстительно улыбаясь, вывела его из затруднения.
- Нет-нет, господа, сохраним наши тайны в неприкосновенности. Я не стану спрашивать ваши имена, а вы не пытайтесь узнать мое.
- Возможно, вам, по примеру парижских прециозниц, стоит придумать себе какое-нибудь прозвище, - предложил Арамис.
Миледи сделала вид, что задумалась.
- Что вы скажете об имени «Лисистрата», господин Портос? Мне кажется, оно чрезвычайно удачно.
Атос прикусил губу. Арамис нахмурился. Д’Артаньян решил, что ему крайне вредит недостаток образования. Портос ничего не заметил.
- Ли-си… Это слишком длинно.
- Что вы скажете об имени «Армида»? – спросил Арамис самым мелодичным голосом.
- Армида, - повторила миледи. – Вы льстите мне, сударь, мои чары не так уж сильны. Во всяком случае, я надеюсь, что мой Ринальдо будет менее жесток со мной, чем герой Тассо.
Выражение лица Атоса ничем не подкрепляло этой надежды.
- Пойдемте, мадам, - сказал он холодно, - я должен представить вас еще одному человеку.
- И кому же?
- Его высокопреосвященству, разумеется. Интерес, который этот великий человек испытывает к моей и вашей судьбе, не позволяет держать его в неведении.
Самообладание изменило миледи, она отступила на шаг назад.
- Нет, это невозможно, я не пойду!
- Дайте мне руку, мадам, - невозмутимо продолжил Атос. – Чем раньше его высокопреосвященство узнает, что ваши планы изменились, тем лучше, и в ваших же интересах, чтобы он узнал это от вас.
Правота этого замечания поразила миледи. Она опустила голову, покорно подала Атосу руку и последовала за ним.
- Атос женился! – сказал Портос ему вслед. – Атос, равнодушный к женщинам, как какой-нибудь столпник! А знаете, д’Артаньян, я как-то видел эту даму в церкви. Ее выезд сделал бы честь принцессе крови: лакей, камеристка, негритенок с подушечкой, карета с гербами… Она богата, как Крез, наш друг сделал удачную партию.
Д’Артаньян не нашел в себе силы порадоваться удаче Атоса. Ему казалось, что земля уходит у него из-под ног. Трудно представить, что он сказал бы в ответ, если бы не Арамис, который крепко взял его под руку, сказал: «Мой друг, я совсем забыл, что вы не спали всю ночь, вам нужно прилечь», - и увел его за собой.
Когда Портос остался позади, Арамис остановился, посмотрел д’Артаньяну в глаза и спросил:
- Вы знаете эту женщину, не так ли?
- Я встречал ее прежде, - нехотя ответил д’Артаньян.
- Встречали прежде! Это и есть ваша леди Винтер, не так ли?
- Она меньше всего моя.
- Теперь-то разумеется. Атос действительно на ней женат?
- Вы же знаете, он никогда не лжет.
- И не обладает вашим талантом говорить правду. Право же, Атос мог бы найти менее обременительный способ обезвредить шпионку кардинала, необязательно было на ней жениться. Особенно если он действительно намерен разыгрывать непорочного Иосифа при этой Лисистрате.
Д’Артаньян воспользовался случаем, чтобы увести разговор в сторону и восполнить пробелы в своем образовании.
- Значит, Лиситрата – это имя жены Потифара?
- Нет, мой дорогой невежественный друг, Лисистрата – это героиня пьесы Аристофана, которая поклялась не быть женой своему мужу, пока он и другие афиняне не прекратят воевать. Вы видели, какое лицо было у Атоса, когда он это сказала? Эта женщина – достойный противник, на одно греческое слово она всегда готова ответить другим.
- Греческое слово? – переспросил д’Артаньян.
- Атос, как легендарные рыцари древности, носит свое сердце на щите. Еще прежде, чем я повстречал его, я знал, что он был когда-то несчастлив в любви, только по его имени. Гора Атос расположена в Греции, это дикое, труднодоступное место, но примечательно оно не этим. Там стоит знаменитый мужской монастырь, куда запрещен доступ женщинам.
И с этими словами он оставил д’Артаньяна размышлять о пользе классического образования.
II Брак, заключенный на небесах
Только несколько часов спустя д’Артаньяну удалось застать Атоса наедине и потребовать у него объяснений. Они спустились к морю и медленно пошли вдоль берега. Был один из тех томительных августовских дней, когда все в природе словно затихает и нежится под ярким солнцем. Даже волны лизали берег ленивее, чем обычно, и их привычный шум казался всего лишь легким шепотом. Д’Артаньян, обычно не склонный к философии, не мог не сравнить это спокойствие с бурями, которые, должно быть бушевали в душе его друга.
Атос шел молча, и д’Артаньян, как ни одолевало его любопытство, не спешил с вопросами. Наконец, Атос остановился и заговорил.
- То, что я скажу вам, д’Артаньян, должно остаться между нами. Я не отягощал бы вас этим секретом, но вы, волей случая, лучше других знаете мою печальную тайну, и вправе требовать от меня объяснений. Но помните, что если чужие личные тайны могут омрачить вашу жизнь, то тайны политические могут лишить вас жизни. Вчера, в гостинице «Красная голубятня», кардинал Ришелье приказал миледи убить героцога Бэкингема.
Д’Артаньян вздрогнул.
- Она рассказала вам об этом?
- Я слышал это собственными ушами. Ужас, который я испытал, когда до меня донесся голос это женщини – ничто, по сравнению с тем, что я почувствовал, когда понял, о чем она говорит. Когда кардинал покинул ее, я поднялся к ней в комнату.
- И что же… она?
Атос страдальчески улыбнулся.
- Наш союз воистину благословен, ибо наши чувства друг к другу полностью взаимны. Она ненавидит меня так же сильно, как я ее, она испытывает передо мной такой же ужас, как и я перед ней. Кардинал дал ей бумагу, охранный лист, в котором заранее освободил ее от ответственности за любые злодеяния. Я потребовал эту бумагу, она отказалась. Я прицелился в нее из пистолета…
- Боже милосердный!
- Поверьте мне, д’Артаньян, я думал, что у меня достанет сил выстрелить. Должно быть, моя решительность отразилась у меня на лице. Даже дьявол способен испытывать страх – она отдала мне бумагу. С этого мгновения она была полностью в моей власти. У меня в кармане лежало прощение всех грехов, подписанное Ришелье! Если в моей душе когда-то жили честолюбивые помыслы, в ту секунду я отрекся от них навсегда: власть, абсолютная власть над другим человеком – это слишком страшное искушение.
- Но вы не выстрелили.
Атос отвернулся и взглянул в сторону моря.
- Нет, я не выстрелил. Она стояла передо мной, бледная, словно вся кровь уже вытекла из ее сердца. Я смотрел на нее, я знал, что она преступница, падшая женщина, что ее тело отмечено клеймом, а душа запятнана грязью, что, пока она жива, мне не будет покоя – и я не мог, понимаете д’Артаньян, я не мог убить ее еще раз.
- Быть может, вы были правы.
- О нет, я знаю, что совершил ошибку, но что делать? В моей душе нет стойкости античных героев. Я опустил пистолет.
- Но вы могли бы предать ее в руки правосудия. В конце концов, ее преступление написано у нее на плече.
- Я подумал об этом. Зачем пятнать руки кровью, если в мире есть судьи и палачи? Но видите ли, д’Артаньян… Вы – единственный, кому я поведал историю моего брака, и когда я говорил с вами об этом, я был пьян настолько, что едва понимал, на каком я свете. Но вы – мой друг, мой боевой товарищ, я, не задумываясь, отдам за вас жизнь и доверю вам свою. Рассказать о моей поруганой любви судейским… передать мою тайну в руки стряпчих… поведать всему свету то, о чем я, порой, молчал даже на исповеди… признаться в том, что я, граф де ла Фер, женат на клейменной каторжнице… быть может, отвечать на глумливые вопросы о том, как я мог не замечать клеймо на плече собственной жены… Я убил бы ее, если бы знал, что погибну вместе с ней. Я был не в силах отдать ее в руки закона.
- И что же вы сделали?
- Я обратил мою слабость в мою силу. Когда-то я обезумел настолько, что дал этой женщине мое имя и мой титул. Тем самым я дал ей власть над моей честью. Но в тот роковой день я получил право распоряжаться ей, как своей собственностью. Цепь, которой мы соединены, сковывает нас обоих, если я, на своё несчастье, муж этой женщины, то она жена мне. Она была замужем в Англии, у нее есть сын. Одно мое слово, и ее титул превратится в прах, ее ребенок станет незаконнорожденным, а ее саму ждет казнь за двоемужество.
- И вы…
- Я предложил ей выбор: либо я представляю ее как мою супругу де Тревилю – либо городскому магистрату. О, ей было нелегко решить! Видели бы вы, как она колебалась, выбирая между мной и палачом! – смех Атоса был похож на рыдание. – Если бы в моей душе осталась хоть капля любви к ней, я бы пустил себе пулю в лоб. По счастью, у меня не возникло такого искушения. И вы не можете себе представить, какое условие она мне поставила, прежде чем согласиться.
- Какое же?
- Она попросила меня покляться, что я никогда не потребую от нее исполнения супружеских обязанностей, – Атос снова засмеялся. – Ни разу в жизни я не клялся с большей охотой.
Д’Артаньян не знал, что и думать.
- Но теперь, когда вы открыто признали ее своей женой…
- Она все так же в моей власти. Потому что ни де Тревилю, ни кардиналу, ни вам, своим друзьям, я не сказал ни слова о том, когда именно был заключен этот трижды проклятый брак. Не беспокойтесь, на случай, если она решит меня отравить, я разослал несколько писем в закрытых конвертах доверенным людям, с просьбой открыть после моей смерти. Ни у кого нет таких основательных причин молиться о моем долгом здравии, как у моей супруги.
Д’Артаньян припомнил рассказ Атоса, в свое время так поразивший его воображение.
- Друг мой, уверены ли вы в том, что этот брак был заключен? Вы даже не знаете, был ли священником человек, который вас венчал.
Атос печально улыбнулся.
- Вы предлагаете мне отдать этот вопрос на рассмотрение богословов?
- Скорее, на рассмотрение вашей совести.
- У моей совести нет сомнений на этот счет. Я ввел эту женщину в храм божий, я надел ей на палец кольцо моей покойной матери, я признал ее своей женой перед богом и людьми. Что бог соединил, человек да не разлучит. Пойдемте обратно в лагерь, я не хочу надолго оставлять мою дорогую супругу, кто знает, на какие женские шалости она пустится в мое отсутствие.
Мысли д’Артаньяна путались. Ему казалось, что Атос у него на глазах спускается в ад, чтобы сразиться там с подземным чудовищем, и вряд ли выйдет победителем из этой схватки. Неожиданное соображение заставило его остановиться.
- Постойте, вы сказали, что кардинал приказал ей убить Бэкингема.
- Да.
- Сегодня вы приказали ей пойти к кардиналу и сказать, что она ваша жена. Иначми словами, она сообщила ему, что его поручение не будет выполнено.
- Разумеется.
- Но, в таком случае, герцог по-прежнему в опасности! Ришелье подошлет к нему другого убийцу!
Атос пожал плечами.
- Вполне возможно. Но этот убийца, кем бы он ни был, не будет и вполовину так же жесток, коварен и изворотлив, как моя дорогая жена. Не тревожьтесь за герцога, друг мой, в мире есть только одна графиня де Ла Фер!
III Рассуждения о морали
Миледи недолго сохраняла свое инкогнито. Ее известность в Париже была не так уж велика – она никогда не была представлена ко двору Людовика XIII, семья ее мужа занимала довольно скромное положение при английском дворе, несмотря на дружбу ее деверя с Бэкингемом, а сама миледи, при всем ее уме и остроумии, не могла претендовать на лавры второй госпожи де Рамбуйе. Однако она была молода, красива и богата - те три достоинства, благодаря которым женщина не может остаться незамеченной в Париже. Не прошло и суток, как все в лагере знали, что жена Атоса – это бывшая леди Винтер.
Ее история возбуждала всеобщий интерес. Прекрасная англичанка, которая отдала свое сердце французу, знатная дама, ставшая женой безымянного мушкетера, женщина у стен осажденного города, миледи была главной достопримечательностью лагеря. Только одно обстоятельство несколько охлаждало всеобщий энтузиазм – ходили слухи, что госпожа Армида (миледи предпочитала именоваться именно так) навлекла на себя немилость Ришелье.
Отсвет этой славы падал и на Атоса. Именно ради него эта изнеженная красавица переносила тяготы походной жизни, к его ногам она бросила свой титул, ради него перешла на сторону тех, кто сражался с ее соотечественниками. Куда бы Атос ни шел, его неизменно сопровождали взгляды досужих зевак, прикидывающих, достоин ли этот человек таких жертв. Нечего и говорить о том, что Атос с легкостью выдерживал этот экзамен.
К сожалению, другое испытание давалось ему куда труднее. Атос превосходно умел скрывать свои чувства, но был неспособен лицемерить. Видя его рядом с миледи, мало кто смог бы догадаться, какое отвращение внушает ему эта женщина, но никто не смог бы поверить в то, что он ее любит. Миледи, напротив, смотрела на него с неизменной нежностью и печально вздыхала. Эта женщина, более отважная, жестокая и свирепая, чем многие мужчины, превосходно умела прикидываться хрупкой жертвой.
Мир так устроен, что трагедия одного часто представляется счастливым случаем другому. Прелестная женщина, несчастная в браке, вызывает радостное волнение в сердцах мужчин, готовых ее утешить. Миледи была ежедневно окружена бравыми офицерами, которые жаждали пролить бальзам на ее израненное сердце. Останавливала их только грозная репутация Атоса: мушкетер мало дорожил своей очаровательной супругой, но честь свою он ценил по-прежнему. Д’Артаньян опасался, что миледи, которая когда-то просила его самого убить де Варда, попросит кого-то другого избавить ее от мужа, но эти планы, если они у нее и были, остались неосуществленными. Она избрала другой способ ранить Атоса в самое сердце.
С первого дня своего появления в лагере миледи стремилась к тому, чтобы очаровать Портоса и Арамиса. Арамис устоял – он время от времени получал письма от своей «кузины-белошвейки», и эти хрупкие листочки защищали его серце надежнее любой кирасы. Портос сдался без боя. Его тщеславие не позволяло сомневаться в собственной привлекательности, его сердце было свободно, а его моральные убеждения не запрещали романа с замужней дамой.
Атос все видел и страдал. Однако если миледи расчитывала на то, что он будет страдать молча, она ошиблась. Д’Артаньян однажды подслушал разговор, заставивший его глубоко задуматься.
- Испанцы называют таких людей, как вы, perro de hortelano, - презрительно говорила миледи. – Если вам самому я не по вкусу, то для чего мешать другому?
- Вы думаете, что я ревную вас? – отвечал Атос с отвращением. – Не льстите себе. Но я запрещаю, слышите, запрещаю вам развращать моих друзей. Держите свой яд при себе.
Миледи рассмеялась.
- Развращать? Любезный мой супруг, вы с ума сошли. Ваш невинный ягненочек Портос спит с женщиной, которая годится ему в матери, чему еще я могу его научить?
- О, я верю в вашу изобретательность!
- Вы, мужчины, такие лицемеры! Друг другу вы простите все, что угодно, а женщину осудите, даже если она безвинна.
- В таком случае, мадам, у вас есть преимущество перед всем слабым полом, - сухо ответил Атос.
- Какое же?
- Никто не осудит вас напрасно.
Немедленно после завершения этой супружеской сцены, д’Артаньян отыскал Портоса и объяснил ему, что хотя замужние женщины в целом представляют собой законную добычу воина, жены друзей должны быть исключены из этого общего правила. И хотя Портос нашел эту максиму весьма справедливой и логичной, самого д’Артаньяна начали терзать сомнения. В другое время он обратился бы с ними к Атосу, непререкаемому авторитету в вопросах морали. Но на этот раз он прибег к помощи Арамиса.
- Друг мой, - сказал Арамис проникновенным голосом, - есть одно превосходное латинское изречение: “Errare humanum est”.
Д’Артаньян посмотрел на него неодобрительно.
- Это значит: «Человеку свойственно ошибаться», - пояснил Арамис. – Мы, люди, весьма несовершенные создания. Наши суждения пристрастны, отрицать это – значит впадать в грех гордыни.
- И что же вы предлагаете?
Арамис улыбнулся.
- Ничего нового. Будьте милосердны к друзьям, постарайтесь быть справедливы к врагам и уповайте на то, что Бог исправит ошибки, которые вы совершите.
Д’Артаньян нашел эту мудрость весьма утешительной. Кроме того, вскоре произошло нечто, убедившее его в том, что пути господни неисповедимы, а самые героические усилия порой оказываются тщетными.
Однажды вечером миледи отправилась любоваться закатом в сопровождении нескольких офицеров. Атос, неизменно мрачный, последовал за ней, друзья составили ему компанию. Миледи, по своему обыкновению, блистала. Ее уговорили спеть, и она проводила заходящее солнце одной из самых пленительных арий Монтеверди. Это было прощание Эвридики с Орфеем. Вряд ли эта белокурая Эвридика испытывала особое сожаление при мысли о том, что никогда больше не увидит своего супруга, но трудно было не проникнуться нежной печалью, звучавшей в ее голосе.
- Ahi, visto troppo dolce e troppo amara
, - чуть слышно повторил Атос.
Миледи закончила петь, и в это мгновение какой-то человек подбежал к собравшимся на берегу.
- Господа, - воскликнул он, задыхаясь от поспешного бега, - господа, получены новости из Англии. Герцог Бэкингем убит!
Миледи вскрикнула и упала без чувств.
Портос, стоявший к ней ближе всех, наклонился, чтобы ослабить шнуровку ее корсета, но Атос оттолкнул его и подхватил свою супругу на руки.
- Портос, - шепотом сказал д’Артаньян, - дайте мне слово, что ни при каких обстоятельствах, даже чтобы спасти ей жизнь, вы не станете прикасаться к одежде госпожи Армиды.
- Но почему?..
- Потому что эта женщина подобна луку. Кто ее раздевает – тот плачет.
IV Рассказ миледи
Обморок миледи продолжался недолго. Она очнулась прежде, чем Атос донес ее до гостиницы, и тут же начала вырываться. По счастью, сердобольная хозяйка гостиницы, стоявшая на пороге, неверно поняла зрелище, представшее ее глазам. Она назвала миледи «бедным ангелом», обвинила Атоса в том, что он мужчина, и тут же предоставила к услугам «ангела» ароматический уксус, подслащенную воду, рюмочку коньяка и слезы сочувствия, так что миледи, залитая этими жидкостями, едва не лишилась чувств во второй раз. Однако в конце концов хозяйка убедилась в том, что ее постоялица не намерена расстаться с жизнью прямо сейчас, и удалилась, оставив Атоса наедине с супругой.
- Вы не перестаете меня удивлять, - сухо заметил Атос. – Прежде я полагал, что вы неспособны падать в обморок, что с вами такое стряслось?
Миледи посмотрела на него с ненавистью.
- Я беременна от вашего дорогого д’Артаньяна.
Атос почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Но прежде, чем он успел полностью прочувствовать весь ужас своего положения, миледи расхохоталась.
- Видели бы вы свое лицо, - сказала она, смеясь. – Боже милосердный, за кого вы меня принимаете – за какую-нибудь белошвейку? У меня нет ни малейшего желания производить на свет гасконских ублюдков.
Атос отер холодный пот со лба.
- Простите, что я на какое-то мгновение поверил в то, что вы женщина.
- Скажите лучше, вы поверили в то, что я могу быть слабой.
- Это одно и то же.
- Для вас – безусловно. У меня другое мнение на этот счет.
- И отчего же вы, сильная женщина, лишились чувств на берегу?
Миледи закрыла глаза.
- Бэкингем мертв, - сказала она глухо. – Пока он был жив, я могла надеяться на то, что каким-нибудь чудом вы снова провалитесь в преисподнюю, из котороя явились, и я смогу вернуться к своей прежней жизни. Но теперь все кончено – я не выполнила приказ кардинала, и кардинал обошелся без моей помощи. Он не простит мне. Все, к чему я стремилась, все, ради чего рисковала, рассыпалось в прах. Если бы вы только знали, как я вас ненавижу!
- Поверьте мне, сударыня, ваши чувства полностью взаимны.
- Глупец! Что вы знаете о ненависти? Любой другой мужчина спустя неделю ел бы из моих рук, но вы, вы отвратительны мне настолько, что я даже не пыталась соблазнить вас.
Атос побледнел.
- Я рад узнать, что ваша неразборчивость имеет границы. Прежде, помнится, вы все же соглашались терпеть мои отвратительные прикосновения.
Миледи взглянула на него с презрительной жалостью.
- Прежде? Когда я была вашей женой, я боготворила землю, по которой вы ступали!
На мгновение Атос оторопел, затем опомнился.
- Вы лжете.
- Для чего мне лгать? Подумайте о том, какова была моя жизнь до того, как я встретила вас. Подумайте о расстоянии, которое нас разделяло. Вы, красивый, сильный, благородный, спустились ко мне с небес и предложили – попросили! – последовать за вами. Как я могла не любить вас?
- Разве я знаю что-либо о том, какова была ваша жизнь? Все, что вы говорили мне, оказалось ложью, я даже не уверен в том, что знаю ваше настоящее имя. Кто любит, тот не может лгать.
Миледи усмехнулась.
- Неужели вы мало знали обо мне? В тот день, когда я лежала у ваших ног и умоляла о пощаде, вы проявили завидную осведомленность. О да, я прекрасно помню пламенную речь, в которой вы назвали меня воровкой и проституткой, описали мое преступное прошлое и не менее преступные замыслы, обвинили меня во всех грехах, мыслимых и немыслимых, и пообещали стереть с лица земли. Вы вынесли мне смертный приговор и привели его в исполнение, а теперь говорите, что ничего не знали обо мне!
- Ваше прошлое написано у вас на плече.
- А вы уверены в том, что прочли правильно?
- Уверен ли я? Клеймо палача – это не каббалистическая надпись, оно не допускает двух толкований.
- Особенно для другого палача. Уходите, вы мне противны.
Атос поднялся со своего места, но тут же снова сел.
- Расскажите же мне правду.
Миледи пожала плечами.
- Зачем? Это ничего не изменит.
- Удовлетворите же мое любопытство, мадам. Вы намекнули мне на то, что прежде были невинны, как ягненок, что ваши чувства были искренни, а помыслы чисты. Расскажите же мне, каким образом на вашем плече оказалось клеймо. Клянусь, если вы сможете доказать мне, что вас заклеймили напрасно, то у вас не будет более преданного защитника, чем я.
- Как просто вы смотрите на жизнь, - прошептала миледи. – Если я не беглая каторжница, то я несчастная и невинная жертва, середины для вас не существует. Хорошо же, я расскажу вам правду. Это ничего не изменит, но, может быть, заставит вас хотя бы задуматься.
Вы сказали, что не знаете моего настоящего имени – у меня его нет. Я – незаконная дочь одного дворянина, он называл меня Наннерль. Бейль – это деревня, в которой я родилась.
Когда мне было семь лет, мой отец женился. Он был добр ко мне, но доброта слабого человека стоит недорого. Мачеха уговорила его отдать меня в монастырь, и он согласился. Возможно, он считал, что хорошо позаботился обо мне. Возможно, так оно и было. Монахини научили меня петь и вышивать, а также – лгать и лицемерить, вздыхать и принимать смиренный вид. Все это пригодилось мне в жизни.
Восемь лет монахини уверяли меня в том, что мои родители тяжело согрешили, когда произвели меня на свет, что моя мать терпит адские муки, и что мой долг – принять постриг и молиться за ее душу. Я не знала жизни вне стен монастыря, не знала мира, от которого должна была отречься. Жертва, которую от меня требовали в обмен на обещание вечного блаженства, казалась мне совсем небольшой. Так в пятнадцать лет я стала сестрой Агнессой.
- Вы монахиня, - прошептал Атос.
- Нет. Порой случается, что каторжницы рожают детей в тюрьме. Эти дети – такие же преступники, как я – монахиня.
Когда мне исполнилось шестнадцать, в наш монастырь назначили нового священника. Его звали отец Жак. До того времени я почти не видела мужчин. Мой отец был далеко, наш предыдущий священник был стар, монастырский садовник был хром и горбат. Отец Жак был не слишком хорош собой, но он был молод, и мне не с чем было сравнивать.
С самого начала он начал оказывать мне предпочтение. Он хватил мои вышивки, он считал, что я прекрасно пою, убедил мать-настоятельницу дать мне соло в хоре, и каждый день находил для меня какое-нибудь доброе слово. Сначала он говорил о моем характере, о том, что я послушна, смиренна, добра. Затем постепенно речь зашла о моем лице. Я не думала о том, красива ли я, в монастыре не было зеркал. Отец Жак сказал мне, что у меня удивительные глаза, что я похожа на ангела, что если бы он владел кистью, то нарисовал бы меня в образе святой Агнессы. Меня смущали эти разговоры, я подозревала, что исповедник не должен хвалить красоту монахини, но я была послушна и смиренна, и не возражала. Затем он начал избегать меня. Я не понимала, в чем провинилась, но эта немилость больно ранила меня: у меня не было подруг в монастыре, другие монахини завидовали предпочтению, которое оказывал мне отец Жак, и не скрывали своего злорадства, когда я потеряла его расположение. Затем он начал бледнеть, худеть, сестры шептались о том, что он тяжело болен и скоро умрет. Он был моим единственным другом, понимаете ли вы, что это такое? Я знала, что по вечерам он прогуливается в монастырском саду, и пошла к нему.
На этом свидании он открыл мне свое сердце. Он сказал, что я соблазнила его и лишила покоя, что он умирает от любви ко мне, что в моей власти спасти его, что если только я соглашусь сжалиться над ним, он будет самым счастливым человеком на земле. Что я могла ответить? Мой единственный друг страдал из-за меня.
Я стала его любовницей. После того, как это случилось, он сказал мне, что я погубила его душу, что из-за меня он нарушил свои обеты, что его жизнь разрушена, но он любит меня так сильно, что готов пойти на все, лишь бы не расставаться со мной. Мне было шестнадцать лет, что я могла ему ответить?
Он увез меня из монастыря. В тот же день он показал мне священные сосуды, которые украл из церкви, и рассказал, что его подвергнут позорной казни, если поймают. Ради меня он пошел на преступление, я была виновна так же сильно, как и он. Только моя любовь могла вознаградить его за жертвы, которые он принес. Я упала перед ним на колени и поклялась, что буду любить его вечно.
Его поймали, когда он пытался продать дароносицу.
- И он выдал вас? – спросил Атос.
- И да, и нет. На допросе он не сказал ни слова о том, где можно меня найти. Его судили, заклеймили раскаленным железом на площади и должны были отправить на каторгу. Но у него был старший брат, который когда-то заменил ему отца. Этого брата он попросил позаботиться обо мне и сказал, где можно меня найти.
Миледи замолчала.
- И этот брат?..
- Это был лилльский палач. Он помог Жаку бежать из тюрьмы, но прежде… прежде он пришел ко мне с орудиями своего ремесла. Он обвинил меня, вынес приговор и привел его в исполнение. У вас с ним много общего.
- Ужасно, - прошептал Атос, - ужасно.
- Что ж, теперь вы знаете правду. Скажите же мне, кто я – преступница или жертва, ангел или демон, отправите ли вы меня на эшафот или будете моим преданным защитником?
V. Продолжение рассказа миледи
Атос не знал, что ей ответить. Если бы миледи рассказала ему эту историю семь лет назад, до того, как он сделал ей предложение, то он, безусловно, бросился бы на ее защиту. Однако женился бы он на ней? Скорее всего, нет. Юный граф де Ла Фер готов был бросить свой титул к ногам бедной незнатной девушки, но беглая монахиня и любовница священника не могла расчитывать на то, что самый знатный вельможа в Берри назовет ее своей женой. Невинная жертва или расчетливая преступница, она обманула наивного юношу, за которого вышла замуж, и Атос не мог ее простить.
К тому же, если Атос больше не был графом де Ла Фер, то и миледи далеко ушла от Анны де Бейль. Она шпионила для кардинала и согласилась на предложение убить Бэкингема, она соблазнила д’Артаньяна и пыталась заставить его убить де Варда, она лгала всем, кто встречался на ее пути. Ее история звучала правдиво, но ее прежние рассказы о своем прошлом звучали так же искренне. Она выставляла себя жертвой соблазнения, но Атос помнил, как она была хороша в шестнадцать лет, он видел, как она прекрасна сейчас, и знал, что эта женщина способна соблазнить даже святого.
- Я пока воздержусь от суждений, - сказал он.
Миледи усмехнулась.
- Что ж, вы поумнели с годами. А теперь оставьте меня, я хочу отдохнуть.
Атос остался сидеть.
- Вы слишком рано завершили свой рассказ. Что было с вами потом?
- Потом? Ровным счетом ничего интересного. Жак нашел меня, когда я лежала без сознания на полу. Он клялся, что любит меня, что ради меня позволит брату занять его место в тюрьме, что нет такой жертвы, которую он не принесет… Я убежала бы от него, если бы могла, но куда мне было идти? Без денег, без друзей, без знания жизни за стенами монастыря, я полностью зависела от человека, который был мне ненавистен. Но с этого дня я не позволяла ему прикасаться ко мне. Когда он начинал проклинать мою жестокость, я просто дотрагивалась пальцем до плеча. Этого было достаточно. Я была молода и наивна, и не понимала, какой пытке подвергаю его. Только потом я осознала, какие адские муки он вытерпел за несколько месяцев, когда называл меня своей сестрой.
- И вы раскаялись?
- Я была рада.
- И что же было дальше?
- Вы знаете. Прекрасный принц на белом коне приехал в нашу убогую хижину, посадил меня в седло, увез в свой замок на горе и сыграл пышную свадьбу. Разве не так заканчиваются все сказки?
- Жили они долго и счастливо и умерли в один день, - прошептал Атос. – Чего бы я ни дал за то, чтобы это было правдой!
Миледи коротко рассмеялась.
- Отчего же вы не удавились на соседнем суку?
- Возможно, в глубине души я предчувствовал, что вы не составите мне компанию по дороге в ад. Как вам удалось выжить?
- Не знаю. Я очнулась у подножия дерева, со связанными руками и петлей на шее. Мне удалось освободиться от пут, я встала и пошла в лес. Я шла всю ночь, не зная, куда, не зная, зачем, не разбирая дороги. Когда начало светать, я увидела впереди огонек. На опушке леса стоял дом. Мое платье было разорвано в клочья, я сняла его и зарыла под кустом. Вы не позаботились о том, чтобы отобрать драгоценности, которые дарили мне – я сняла их, завернула в носовой платок и спрятала в дупле дерева. Затем я постучалась в этот дом и сказала, что на меня напали разбойники, но мне удалось убежать от них. Я была босиком, в одной рубашке, со следами веревки на шее и запястьях, трудно было мне не поверить. В этом доме жил лесник. Он дал мне одеяло, чтобы прикрыться, напоил меня горячим вином, накормил, а затем спросил, не отняли ли разбойники мою невинность. Я не знала, что на это ответить, и на всякий случай заплакала. Он велел мне не горевать, потому что из опыта можно извлечь гораздо больше выгод. Так сбылось ваше первое предсказание – я стала проституткой.
Он купил мне одежду, а я подсмотрела, где он хранит деньги. Когда он уехал в город и оставил меня одну, я украла все его золото, забрала свои драгоценности из дупла и сбежала. Так сбылось второе ваше предсказание – я стала воровкой.
Мне хотелось уехать из Франции как можно дальше. Одна из сестер в монастыре была урожденная англичанка, у нее я выучилась английскому языку. Я добралась до Кале, продала там сапфировые серьги, которые вы мне подарили, купила бумаги на имя Шарлотты Баксон и отправилась в Дувр. На корабле я повстречала лорда Винтера.
Его отец когда-то в молодости женился на богатой наследнице, но все их восемь детей умерли еще в младенчестве. Девятый, который стоил жизни матери, остался в живых, но никто не думал, что он проживет долго. Винтер-отец был уже не молод, но все еще хорош собой и, самое главное, богат. На попечении у одной дамы осталась юная девушка, баронесса Шеффилд в собственном праве, наследница миллионов. Винтер-отец соблазнил даму, осыпал ее подарками и женился на девушке. Она стала матерью моего будущего мужа.
Он был очень красив. Когда я впервые увидела его на корабле, то подумала, что он чем-то похож на вас: знатный юноша, богатый, избалованный, не знающий жизни. Я подумала, что если один такой человек женился на мне, то почему бы второму не поступить так же?
- Вы не подумали о том, что вы уже замужем? – прервал ее Атос.
- Вот прекрасный вопрос. Я слышала, что если мусульманин хочет избавиться от жены, ему достаточно просто сказать: «Талак!», и после этого женщина должна немедленно покинуть его дом, унося только то, что на ней надето. Я решила в этом случае считать себя мусульманкой.
Впрочем, я была еще молода, глупа и плохо знала мужчин. Лорд Винтер походил на вас гораздо меньше, чем мне того хотелось. Той же ночью он попытался войти ко мне в каюту и взять меня силой. К счастью, я задвинула дверь сундуком.
В Англии он выразил желание сделать меня своей любовницей. Мне стоило согласиться, для бедной девушки без друзей и семьи это была удачная карьера. Но вы научили меня тому, что я могу стремиться выше. Я предложила Винтеру жениться на мне, он нашел это очень смешным.
Он пристроил меня компаньонкой к одной леди, потом я сама нашла место получше, затем я некоторое время давала уроки музыки… Я училась смотреть, слушать, запоминать, молчать о том, что я знаю, и дорого продавать свое молчание. Я узнала, что самые ничтожные люди могут приобрести власть над самыми могущественными, если окажутся в нужное время в нужном месте, что перо и чернила могут убить куда вернее, чем удар кинжалом, а несколько медных монет – купить больше, чем мешок золота. Я погубила несколько репутаций и сохранила куда больше, расстроила одну помолвку и устроила несколько браков, заработала неплохую сумму денег, проиграла ее в карты и научилась искусству не проигрывать. И все это время лорд Винтер преследовал меня.
Он обещал мне деньги, с каждым разом все больше – я отказывалась. Он писал мне стихи – я отдавала эти листочки служанке, на папильотки. Он пытался схватить меня среди бела дня и увезти в карете – я закричала: «На помощь, католики похищают протестантку!» - и ему пришлось отступить из страха перед толпой.
- Вы, католичка?
- Я, женщина. Или мне надо было вызвать его на дуэль?
В конце концов, мне повезло. Братья Винтеры были дружны с герцогом Бэкингемом. Во время одной из дружеских попоек лорд Винтер пожаловался на упорную девицу, не желавшую ответить на его страсть. Бэкингем посмеялся над ним и побился об заклад, что сделает меня своей любовницей в течение недели. Следующим утром лорд Винтер сделал мне предложение. Он не любил проигрывать пари.
Через неделю после свадьбы я стала любовницей Бэкингема.
VI Окончание рассказа миледи
Эти слова произвели на Атоса гораздо более неприятное впечатление, чем предшествовавший им рассказ. Он вспомнил о том, что миледи лишилась чувств, узнав о смерти Бэкингема. Также ему на ум пришел подслушанный им разговор миледи и Ришелье, во время которого кардинал намекал на причины ненависти миледи к герцогу.
- Вы любили его? – спросил он, хмурясь.
- Кого, лорда Винтера? Нет, разумеется.
- Бэкингема.
- Вы не хотите этого знать.
В глубине души Атос действительно понимал, что не хочет этого знать. Мысль о том, что миледи принадлежала другим мужчинам, не вызывала в нем ничего, кроме гадливости, но одно предположение о том, что она была способна любить, любила – и не его, заставляло его мучительно страдать
- Не решайте за меня, чего я хочу.
- Что ж, извольте. Я не любила Бэкингема – вы уничтожили во мне способность любить мужчину. Но я была в него влюблена: страстно, неистово, безрассудно. После того, как Жак выкрал меня из монастыря, я узнала, что монахини, воспитавшие меня, были правы, что мир за стенами обители так же грязен, как они говорили, что мужчины так же опасны и похотливы, как меня и предостерегали. Три года я жила как дикий зверь в лесу, где каждый встречный охотился за моей шкурой. За три года я видела тщеславие, лицемерие, похоть, жадность, ложь, трусость; я не видела ничего, достойного уважения. Только деньги и титулы привлекали меня, люди же казались ничтожными.
- Ваш мир таков, каковы вы сами.
Миледи усмехнулась.
- Вспомните, как часто мы с вами оказывались в шаге друг от друга. Вспомните, как часто чужая ненависть, ложь, тщеславие руководили вами на вашем праведном пути. Мы живем в одном мире, вы и я.
В день, когда я встретила Бэкингема, я повстречала свою судьбу. Он был всем, о чем я мечтала. Я тратила свою молодость на заурядные интрижки заурядных людей – он управлял судьбами миллионов. Я охраняла свою фальшивую добродетель, как кубышку с медными монетами – он был мужем всех жен и женой всех мужей. Я с великим трудом подчинила своей воле одного лорда – он очаровал двух королей. Во всей Европе, во всем мире нет и не было никого, подобного ему.
Он снова сделал меня женщиной, вернул мне все, что вы отняли, обучил меня тому, о чем вы и не догадывались. Он, словно змея из мифа о Мелампе , коснулся моих ушей и научил меня понимать язык, которым говорило мое тело и мое сердце. Скажите мне, любила ли я его?
При всех циничных максимах, которые Атос изрекал в адрес женщин и их любви, он был, в сущности, малоопытен. Все идеи, которыми он ошеломлял д’Артаньяна, были почерпнуты из наблюдений, а не из собственного опыта. Когда-то, только вступив на ту территорию, которую галантные авторы того времени называли Страной Нежности, он наткнулся на ров со змеями и с тех пор объявил эту страну дикой, опасной и запретной. О ее географии он мог догадываться только по рассказам более неосторожных путешественников, но есть путевые впечатления, которыми не делятся с друзьями, особенно если эти друзья так холодны, целомудрены и насмешливы, как Атос.
Неприкрытая чувственность, звучавшая в голосе миледи, почти заставила его потерять голову. Он ревновал, презирал себя за то, что столь отвратительное существо могло вызвать его ревность, и, что ужаснее всего, жаждал доказать миледи, что не только Бэкингем был способен пробудить ее страсть. В «Красной голубятне» он был готов застрелить миледи, сейчас он был близок к тому, чтобы задушить ее голыми руками. В прошлый раз его остановил страх перед убийством, сейчас он отшатнулся перед другим позорным преступлением.
- Почему вы хотели убить его? – спросил он, тщетно пытаясь сохранить остатки спокойствия.
Миледи изменилась в лице.
- Это не ваше дело.
- Вот как? Вы провели весь последний час, рассказывая мне о том, как я погубил вашу жизнь и растоптал вашу любовь ко мне. Но если я действительно тот палач и негодяй, каким вы меня описываете, то что сказать о вас? Мужчину, которого вы любили, вы продали Ришелье. Если бы в дело не вмешался всемогущий случай, то Бэкингем, которому вы пели такие хвалы, пал бы от вашей руки. Что он сделал, чтобы заслужить такую участь? Сравнимо ли его преступление с моим? Или с вашим?
Миледи затравленно оглядела комнату.
- Не трудитесь искать, мадам, - насмеливо сказал Атос, - здесь нет ни ножа, ни кинжала, я слишком хорошо помню, на ком женат. Ответьте же на мой вопрос.
Не сомневаясь в лживости миледи, он, тем не менее, был уверен в том, что она скажет ему правду. С того самого дня, когда Адам, в чьем полном распоряжении был райский сад, обнаружил, что нуждается в подруге и собеседнике, люди неизменно стремятся к тому, чтобы делиться своими переживаниями и секретами. Миледи была лишена этого утешения, ее позорная тайна не могла быть поведана никому. Атос был единственным, кому она могла открыть свое сердце, потому что он знал, что запечатлено на ее плече.
- О, поверьте, Бэкингем заслужил свою судьбу, - сказала она, кусая губы.
- И как же именно?
- Вы, который не любит никого, представьте, что женщина, которую вы обожаете, лежит в ваших объятьях. Вообразите блаженство, которым полно ваше сердце. А теперь представьте, что ваша возлюбленная, нежно накручивая ваши локоны на палец, рассказывает вам о великой страсти, которую питает к другому. Представьте целую речь о достоинствах этого недоступного другого, о его красоте, уме и, главное, о непоколебимой добродетели этого феникса! А теперь скажите, не заслуживал ли Бэкингем тысячи смертей?
Атос засмеялся. Миледи бросилась к нему, сжав кулаки, но тут же остановилась.
- Вы правы, это действительно смешно. Но в конечном счете, я все же посмеялась последней. Ришелье хорошо заплатил мне за секреты Бэкингема.
- И заплатил бы еще больше за его убийство.
- Если бы вы не лишили меня этого удовольствия.
- И после этого, мадам, вы еще смеете в чем-то обвинять меня? Быть может, я повесил вас напрасно, но я хотя бы не взял за это денег.
Миледи презрительно пожала плечами.
- Можно подумать, вы когда-то нуждались в деньгах.
- Но позвольте, отчего в них нуждались вы? Несчастный лорд Винтер, по вашим собственным словам, был богат.
- Да, но он умер, все состояние перешло к моему сыну, а опека до его совершеннолетия – к брату Винтера. У любой женщины могут быть расходы, в которых она не пожелает отчитываться деверю.
- Вы очень кстати напомнили мне о том, что я давно хотел задать вам один вопрос. Скажите мне, отчего умер ваш муж?
Миледи отшатнулась, словно увидела перед собой змею.
- Ни от чего… к сожалению, - ответила она, справившись с собой.
- Справедливое замечание, лорд Винтер не был вашим законным супругом. Но вы поняли меня, мадам, не так ли? От чего умер лорд Винтер, барон Шеффилд, который имел неосторожность называть вас своей женой?
- От сифилиса, - коротко ответила миледи.
Атос опешил.
- От чего?
- Боже мой, не говорите, что вашим целомудренным ушам незнакомо это слово. В Англии эту галантную неприятность называют «французской болезнью», у меня, к счастью, не было случая узнать, как этот бич любовников зовется во Франции.
- «Итальянская болезнь», - ответил Атос, сам не зная зачем.
Миледи усмехнулась.
- Бедный подкидыш, ни одна страна не соглашается признать его своим.
- И лорд Винтер…
- … подхватил эту иностранную болезнь от английской шлюхи. По счастью, в то время я ждала ребенка, и Винтер не смог принести домой то, что нашел на улице. Он умер прежде, чем я оправилась от родов, и не успел заразить меня. Я ответила на ваш вопрос?
VII О сходстве и различии
Д’Артаньян не знал о содержании этого разговора, однако он в полной мере смог оценить его последствия. На следующий же день Атос был опасно ранен в случайной стычке с ла-рошельцами. Разумеется, миледи трудно было считать виновницей этого несчастья, однако д’Артаньян все же не мог не чувствовать, что физической ране, нанесенной мушкетной пулей, предшествовала рана моральная, полученная от миледи. Тем меньше он готов был примириться с необходимостью препоручить раненого Атоса заботам миледи, столь заинтересованной в собственном вдовстве. Однако ему все же пришлось пойти на этот риск. В качестве меры предосторожности он предостерег Гримо от коварства графини (после чего Гримо, казалось, лишился дара речи не только по привычке, но и от ужаса) и проводил все свободное время у постели друга. Во время одного из таких визитов он услышал, как Атос что-то говорит в бреду. Д’Артаньян наклонился к нему поближе и разобрал в лихорадочном шепоте слова:
- Анна, любимая, где вы? Вернитесь ко мне, любовь моя!
Д’Артаньян отшатнулся от постели раненого. Миледи, сидевшая в кресле в углу, плотнее закуталась в шаль. Она была бледна, под глазами у нее залегли темные круги, как будто она не спала несколько ночей. В лагере говорили о том, что она не щадит себя, ухаживая за мужем, и называли ее бедным ангелом. Д’Артаньян подозревал что этот ангел только и ждет того мгновения, когда сможет выхватить душу умирающего из еще теплого тела.
- Анна! – снова простонал Атос.
- Он зовет вас, - нехотя сказал д’Артаньян.
Взгляд миледи был полон такой ненависти, что казалось, ее прелестные белокурые локоны вот-вот обратятся в ядовитых змей.
- Вы ошибаетесь, он зовет не меня.
- Разве не вас когда-то звали Анна де Бейль?
- Это было слишком давно.
- Но он зовет вас, подойдите же к нему!
- Женщина, которую он зовет, мертва! Ваш друг разорвал на ней платье, связал ей руки и повесил ее на дереве, хотя она молила о пощаде. Не стоит взывать к милосердию мертвецов, они безгласны.
Д’Артаньян взглянул на нее с удивлением. Ему трудно было поверить в то, что эта женщина, прекрасная, как небесное видение, может быть настолько жестока.
- Разве Бог не велел нам прощать обиды? – спросил он негромко.
Миледи неожиданно улыбнулась.
- Ваша маленькая галантерейщица, Бонасье – вы еще помните ее?
Д’Артаньян вздрогнул.
- Это я приказала ее похитить, - продолжила миледи. – Я держала ее в плену. И если бы ее не вырвали у меня, поверьте, я заставила бы ее дорого заплатить за унижение, которому вы меня подвергли. Я наняла двух негодяев, чтобы они пристрелили вас, и прислала вам отравленное вино. Вы, благородный и великодушный рыцарь, готовы ли вы простить мне мои прегрешения, назвать своей заблудшей сестрой и прижать к груди?
Выражение лица д’Артаньяна при этих слова было, должно быть, слишком красноречиво. Миледи презрительно усмехнулась.
- Врачу, исцелися сам. Кстати, об исцелении – если ваш друг умрет, что будет со мной?
- Вы умрете вместе с ним, - ответил д’Артаньян без малейшего колебания.
- Иными словами, вы убьете меня.
- Если потребуется.
- Вы, мужчина, дворянин, меня, беззащитную женщину?
- Насколько я помню, вы вполне способны не только защищаться, но и нападать.
- Быть может, вы дадите мне шпагу и предложите сразиться с вами на дуэли? Это успокоит вашу совесть?
- Уверяю вас, мадам, моя совесть спокойна.
Миледи обольстительно улыбнулась.
- Я не верю. Вы еще слишком молоды, жестокая школа, в которой вы обучались, не могла убить в вас всякое сострадание.
Д’Артаньян на мгновение заколебался, но жалобный стон Атоса укрепил его решимость.
- Если Атос умрет, все лучшее во мне умрет вместе с ним. Молитесь о том, чтобы ваш муж остался в живых.
- Все лучшее в вас? – повторила миледи. – Вы клевещете на себя. У меня был случай изучить вас, я знаю ваши достоинства и недостатки и поверьте, на этой постели лежит не ваша добродетель, а ваше грядущее поражение. Мы с вами слишком похожи, шевалье, люди вроде графа де Ла Фер – это камень у нас на шее.
- Похожи? Я готов допустить, что виноват перед вами, но все же это не дает вам права так оскорблять меня.
Миледи улыбнулась.
- Когда вы приехали в Париж, у вас не было ни денег, ни громкого имени, ни даже рекомендательного письма, только честолюбивые планы. Вы вмешались в интриги сильных мира сего и извлекли из этого немалую пользу. Вы использовали мужчин и женщин на своем пути. Деньги и титул, в которых вам отказала судьба, вы намерены вырвать у нее, и если для этого придется пролить чью-то кровь – что ж, вы не испугаетесь. Я смотрю на вас и вижу себя.
Д’артаньян почуствовал сильное желание перекреститься – ему казалось, что его искушает сам дьявол.
- Вы смотритесь в кривое зеркало.
- Разве?
- На моем плече нет клейма.
- Это признак не добродетели, а везения.
- Я не пытался никого убить, чтобы завладеть его имуществом.
- Забавно, что вы вспомнили о Винтере. Помните ли вы, какой способ избрали, чтобы привлечь мое внимание?
- Я вызвал лорда Винтера на дуэль – и пощадил его.
- Вы вызвали его и его друзей. На этот поединок приехало четверо англичан – а уехало с него трое. Скажите мне, почему ваш добродетельный друг убил человека в тот день? Ради денег? Ради любви? Ради того, чтобы вы смогли пробраться в мою спальню? Нет, он дрался за компанию и убил для развлечения. С тех пор, как вы приехали в Париж, вы убивали за неосторожное слово, но я не должна была мечтать о смерти Винтера, которая принесла бы мне три миллиона? А если бы я сказала, что мой дорогой брат толкнул меня на лестнице – тогда вы оправдали бы меня?
- Тот, кто сражается на дуэли, рискует своей жизнью. Вы хотели, чтобы кто-то проливал кровь за вас.
Миледи потянулась, как сытая кошка.
- Я ждала, что вы скажете это. Милый шевалье, помните ли вы Китти, мою камеристку?
Д’Артаньян отступил на шаг назад.
- Что вы сделали с ней?
- Ничего… пока. Поговорим лучше о том, что сделали с ней вы. Вы использовали ее, чтобы достичь своей цели. Вы клялись ей в любви, чтобы она стала вашей рабой. А когда ваша затея не удалась, вы сбежали и оставили бедную Китти платить за разбитые горшки. Браво, юноша!
Для человека, считающего себя добродетельным, нет, возможно, более жестокого опыта, чем увидеть свои слова, помыслы и поступки, повторенные человеком порочным. Натуру слабую такое испытание может сломать, для натуры сильной оказаться благотворным. Как читатель уже имел случай убедиться, д’Артаньян принадлежал ко вторым.
- Вы правы, - сказал он. – Мне случалось поступать опрометчиво, безрассудно и попросту дурно. Быть может, я не имею права судить вас. Но до тех пор, пока мои друзья верят в меня, а я в них, я, по совести, не могу считать себя человеком вовсе пропащим. Я буду защищать Атоса до последней капли крови не потому, что он или я безупречны, а потому, что лишившись друг друга, мы не будем отличаться от вас.
- Анна, любовь моя, - чуть слышно прошептал Атос.
Миледи подошла к нему, поцеловала в лоб и нежно сказала:
- Я здесь, любимый мой. Никогда больше я не покину вас.
Д’Артаньян не мог бы с уверенностью сказать, чего было больше в выражении ее лица – ненависти или страдания.
Продолжение в комментариях